В зале воцарилась тишина: все вникали в слова судьи.
– Папа, это значит, что мы можем ехать домой? – заныл Брэди. – Я есть хочу!
– Ты совершенно точно понял слова судьи, сынок, – с удовольствием ответил Коуди, пробуя на вкус слово, которое отныне приобрело для него свой истинный смысл…
– Ребята устали, – сказала Кэсси, когда они вошли в холл отеля. Решив отпраздновать счастливое завершение дела, Картеры вместе с детьми и Паркером Грэнжером отправились в лучший ресторан, где насладились великолепным ужином. Вернувшись, Коуди не замедлил сменить номер на двухкомнатный, и детей уложили в постель. Им нужно было как следует выспаться: ведь вскоре семье предстояла утомительная дорога в Додж Сити. Впрочем, всех утешало то, что она вела домой. Убедившись, что дети крепко спят, Коуди прикрыл дверь. Оставшись с Кэсси наедине в их комнате, он обнял ее и прижал к себе.
– Ну а теперь мне будет позволено серьезно поговорить с многодетной матерью? – спросил он с напускной суровостью.
– Мне что то совеем не хочется сейчас разговаривать, – нарочито капризно заявила Кэсси, закидывая руки ему за шею.
– Э нет, так не пойдет! – сказал Коуди. Он подхватил ее на руки и, уложив на постель, сел рядом. – Я все еще на тебя сердит. Давно ты уже знаешь о нашем ребенке?
Кэсси привстала и положила голову ему на плечо.
– Я подозревала это еще несколько недель назад, когда считала, что ты женат на Холли. Но только недавно точно убедилась, что забеременела.
– О Боже, мне даже страшно подумать, что могло бы случиться с тобой и нашим ребенком, если бы я и вправду оказался женат на Холли! Вероятно, я не сумел бы получить развод до его рождения. И он стал бы…
Коуди передернул плечами, не в силах произнести слово, которое всю жизнь приносило ему столько горя. Кэсси приложила пальчик к его губам.
– Ничего не говори, Коуди. Наш ребенок был зачат в любви, что бы там ни получилось с Холли. Я больше не хочу об этом ничего слышать. Сегодня у нас был памятный день. Теперь мы семья; вместе мы горы сдвинем. Если бы ты знал, как сильно я тебя люблю! И как сильно хочу это доказать, – шепотом добавила она.
– Кэсси, любимая моя, девочка родная, ты изменила всю мою жизнь! Боже, как ты красива!.. Я хочу любить тебя, Кэсси. Ты даешь мне такое наслаждение, такое счастье, каких я не ожидал встретить никогда в жизни… Послушай, а это случайно не повредит ребенку? – вдруг деловито спросил он, прервав свое романтическое признание.
– Как может твоя любовь повредить мне или ребенку? – сказала Кэсси и потянулась к нему. Их губы слились в глубоком поцелуе…
– Каждый раз, когда мы занимаемся с тобой любовью, я узнаю о тебе что то новое, – прошептал Коуди. – Вот, например, знаешь ли ты, что у тебя под правой грудью есть великолепная, удивительная маленькая родинка? Он поцеловал родинку, затем лизнул ее языком, отчего Кэсси ощутила дрожь желания.
– А ты знаешь, что у тебя на правой щеке есть таинственная, прекрасная ямочка, которая видна только тогда, когда ты улыбаешься? – спросила она в ответ.
Он послал ей неотразимую улыбку, от которой ямочка проявилась в полной мере.
– Я люблю твое тело, Кэсси. Это источник всевозможных соблазнов, словно созданный специально для любви – моей любви.
– Очень скоро ты не сможешь этого сказать. Я стану толстой и неуклюжей и буду переваливаться при ходьбе с ноги на ногу.
– Это утки переваливаются. Для меня ты всегда будешь грациозной. Когда ты располнеешь от моего ребенка, я буду считать тебя еще более прекрасной.
Коуди мягко обвел рукой округлости ее живота, и в его голубых глазах появилось мечтательное выражение: он представил, какой чудесный ребенок родится у него и Кэсси. |