Табачный дым стоял здесь густым синим облаком.

За столиками сидело много разношёрстного народа разных национальностей, прислуживали китайцы в чёрных шёлковых кофтах и расшитых шелками ермолках.

В глубине комнаты было сделано возвышение вроде эстрады, и на ней маленькие китаянки подростки танцевали, кривлялись и пели по своему под аккомпанемент диких, нёсшихся откуда то из за двери звуков бубна, барабана, стучащих досок и трубы, такой вопиющей, какая была, вероятно, в оркестре еврейского войска, когда её звуков не выдержали и пали иерихонские стены.

Казалось, от этих звуков весь дом ходил ходуном, но сидевшие за столиками, по видимому, находили всё это очень приятным, курили, пели и веселились.

За одним из столиков подальше от эстрады сидел Гастон Дьедонне.

Увидав, наконец, знакомое лицо, Урвич невольно обрадовался и направился к нему.

– А! Вот и вы! – встретил его француз, ничуть не удивляясь его появлению, как будто он сидел тут и ждал именно Урвича.

– Я рад, что вас встретил… – начал было тот, но Дьедонне перебил его.

– Ну, садитесь! – сказал он. – Берите ваш стакан, он давно готов для вас и выпьем японского пива! Отличное пиво!

И, усадив Урвича к себе за столик, где стояла бутылка и два стакана, он налил пиво.

– Что же это, – спросил Урвич, – вы, значит, знали, что я приду сюда?

– Ну, конечно, знал! – подтвердил Дьедонне. – Как же мне было не знать, когда вас привёл сюда мой человек.

Он кивнул головою. Урвич обернулся и увидал за собой своего проводника, приведшего его сюда.

– Так это ваш человек? – переспросил он. – Вот оно что! Вы научили его, значит, называть меня по имени?

– И с большим трудом! – пояснил Дьедонне. – Он едва запомнил и всё таки, наверное, переврал. Но, во всяком случае, он исполнил своё дело и привёл вас ко мне… Ты хорошо, – обратился он к темнокожему, – исполнил моё поручение. Я благодарю тебя. Можешь идти.

Темнокожий ухмыльнулся, оставшись, видимо, доволен похвалой, поклонился, приложив ладонь ко лбу, и ушёл.

– Что же это всё значит? – стал спрашивать Урвич. – Во первых, где мы теперь и который час?

Часов он не взял с собою, потому что их некуда было деть в тропическом белом костюме, да если б и взял, то, вероятно, их отобрали бы у него вместе с другими вещами.

– Теперь около двух часов ночи, – сказал Дьедонне, – но мы можем сидеть здесь сколько угодно, потому что вся эта улица китайских кабачков торгует до утра. Теперь мы сидим с вами в китайском кабачке, можем пить и наслаждаться восточной музыкой и пением. А что случилось с вами, я готов, пожалуй, объяснить вам сейчас.

XII

– Вы, – начал Дьедонне, – сойдя сегодня утром с парохода, направились к рикшам и имели неосторожность прочесть им вслух адрес письма.

– Почему же неосторожность? – остановил его Урвич.

– Вы увидите это потом! Один из рикшей вызвался сейчас же везти вас, но привёз не по адресу, а совсем в другой дом!

– Это то я всё знаю, – перебил Урвич. – Но каким образом вы узнали об этом?

– Очень просто, – пояснил Дьедонне. – Когда вы сошли с парохода, я тоже сошёл за вами вслед; я боялся, чтоб вы не вздумали сотворить над собой что нибудь из за вашего проигрыша. Ведь вы мне проиграли всё ваше достояние?

– Всё, – сказал Урвич.

– Ну вот, я и боялся, что вы окончательно потеряете голову. На набережной ждал меня мой человек Кутра – его зовут Кутра – и я приказал ему следить за вами. Он побежал за повёзшим вас рикшей и видел, как вас завезли в ворота дома; он вернулся ко мне и рассказал об этом, а я велел ему идти и стеречь дом, с тем чтобы, когда вас выпустят, он привёл бы вас прямо ко мне сюда, в этот кабачок.