От дыма, света ламп и китайской музыки у Урвича кружилась голова больше, чем от стакана пива, который он выпил залпом.

Кругом приходили и уходили люди, сновали служители китайцы, и на эстраде беспрестанно сменялись китаянки; вся эта обстановка производила своим шумом, пестротой и движением одуряющее впечатление.

– Хорошо, – проговорил Урвич, стараясь наладить свои мысли на последовательность, – но почему вы знали, что меня должны выпустить?

– Потому что и мне, и Кутра известен дом, в который вас завезли, как подозрительный.

– A а! Так этот дом известен в Сингапуре! – воскликнул Урвич. – Помилуйте, там ведь прямые мошенники, обобравшие меня! Как же полиция терпит такой дом, если он известен?

– Он известен, но не всем!

– Пусть не всем, но достаточно и этого, чтобы на обязанности полиции было принять нужные меры.

– Но здесь полиция английская!

– Что вы хотите этим сказать? Я слышал до сих пор, что английская полиция отличается своими порядками и что она лучшая во всём свете!

– Не лучшая, – поправил Дьедонне, – но наиболее дерзкая, и это доказывается ещё раз существованием в Сингапуре дома, куда вас завезли. Знаете ли, у кого вы были в гостях?

– Ну? – спросил Урвич.

– У самой этой английской полиции!

– Позвольте, как же так?.. – забормотал Урвич, решительно уже сбитый с толку. – По вашему, я был в гостях у английской полиции, и полиция же обобрала меня? Кому же жаловаться на это?

– Мой совет – никому!

– Но нельзя же оставлять такие случаи безнаказанными. Я обращусь к нашему консулу, напишу об этом в газетах, буду кричать на всех перекрёстках. Положим, здесь Азия, но селение тут европейцев, и я уверен, что добьюсь своего.

– Ничего не добьётесь! Вас везде будут слушать с любезным вниманием, соболезновать вам, ужасаться даже, сделают вид, что перебрали всех рикшей, будут производить строжайшее следствие, выкажут полную готовность, так что вам никого не в чем будет упрекнуть, но заранее предваряю вас, что ничего не найдут и под сурдинку будут рассказывать, что вы выдумали всё это с пьяных глаз.

– Но позвольте, у меня есть свидетель!

– Свидетель?

– Ну, да! Ваш же Кутра! Он видел, как завезли меня в этот дом, и видел тоже, как меня вывели оттуда.

– Нет, Кутра ничего свидетельствовать не будет.

– Почему же?

– Потому что и его свидетельство ни к чему не приведёт. Дом обыщут и ничего не найдут в нём подозрительного, а между тем бедного Кутра сживут со света. Не беспокойтесь, его ничем не заставите говорить, когда он этого не захочет, а что он не захочет, я ручаюсь вам.

– Но в таком случае, что же делать? Неужели так и терпеть, чтобы сама полиция грабила мирных путешественников?

– Вот в этом вся и штука, – остановил его Дьедонне, – что вы не были вовсе мирным путешественником.

– Как так?

– А письмо, которое поручил вам индиец?

– Значит, всё дело в письме!

– Да.

– И оно попало в руки англичан? Ну, уж это не моя вина! – добавил Урвич, разведя руками. – Но если так, отчего же не взяли меня прямо, открыто?

– Оттого, – пояснил Дьедонне, – что по английским законам личность человека считается неприкосновенной.

– Вы говорите, – усмехнулся Урвич, – что по английским законам личность человека считается неприкосновенной, а между тем я на себе испытал сегодня совершенно обратное.

Дьедонне покачал головой и налил ему в стакан ещё пива.

– Видите ли, – заговорил он, – полиция не имела права открыто отнять у вас письмо и для этого разыграла комедию, что будто бы вас обобрали рикши; хорошо ещё, что эта комедия не зашла далеко и что вы отделались сравнительно благополучно.