- Как с Игорем? Разве Павлик у Игоря остановился?

- Да. Так вот: подслушав, сопоставил кое-какие детали и сделал правильный вывод.

- Но почему молчал столько лет?

- Соседа засек точно, а женщину с пьяных глаз толком не рассмотрел. И впоследствии в мертвой Маргариту не узнал. Просто в голову не пришло сопоставить. Реально?

- Вполне. Другая одежда, другая прическа, например, внешность меняют. И чудовищное признание Павла устранило всякие сомнения.

- Чудовищное?

- Безумное!

- Он думал, что спасает меня.

- Тебя? Разве ты.

- Он ошибся. Дядя тебе не рассказывал?

- Ничего не рассказывает, никогда, ни про одно неоконченное дело, только постфактум, если я очень пристану. Идиотская адвокатская осторожность. Господи, какая безжалостная трагедия. Я его не понимаю.

- Кого?

- Убийцу. — Тетка вздрогнула, пролив на колени уже остывший кофе и не заметив; племянник заметил, но тут же забыл. — Он на свободе, Петр, имей в виду: маньяк может приняться за тебя.

- Пусть попробует, — Петр пожал могучими плечами. — Я не Подземельный. А с другой стороны, гордиться-то мне нечем: я оба раза опоздал.

- Оба раза? — изумленным эхом откликнулась тетка.

- В пятницу я увидел чайные розы в той комнате.

- В той комнате? — эхо звенело, как вторая партия в дуэте.

- В папиной. Где зеркало за занавеской. и крест. — Вдруг вспомнилось собственное, искаженное ужасом отражение и почему-то распятие рядом на стене. — Я увидел розы и сбежал. и ходил, ходил. На Рождественском бульваре ко мне привязалась «ночная красавица».

- Этих тварей надо уничтожать.

- Как ночной кошмар, — говорил Петр Романович, не слушая, — кошмар из тех времен, из молодости. А когда я подходил к нашему тоннелю, кто-то завернул за угол в переулок. Мужчина.

- Убийца? — в сакраментальной реплике прорвался азарт, который заразил его и отрезвил.

- Наверное, это был брат. Я вошел во двор, в подъезд и услышал голоса: крик и глухое бормотанье. Одновременно!

- Услышал убийство!

- Ты мне веришь, потому что не знаешь всех обстоятельств. Убийца не мог ускользнуть. С одной стороны — мы с Полем и семеро соседей-свидетелей.

- А с другой?

- Запертые изнутри окна и двери, выходящие в Копьевский. Пожарная лестница возле галерейки — запасной выход для преступника, — пояснил Петр Романович в ответ на лихорадочно- вопросительный взгляд. — И слова брата по телефону: «У меня орудие убийства, на нем кровь».

- Где? — прошептала Ольга Ипполитовна.

- «На мертвой голове».

- Где?! — закричала она, словно выучив таинственный текст наизусть.

- «На тротуаре в Копьевском переулке». Как по сценарию, мы воспроизвели сейчас наш с ним дословный диалог.

- Непонятно. Объясни.

- Я слышал другой голос, Павел видел нечто в переулке. А убийца испарился.

- Петр, не пугай меня чрезмерно.

- Прости.

- Да за что!

- Я заподозрил бы твоего сына в каких-то играх, но он все время был у меня на глазах.

- Они с отцом играли в шахматы, Поль внезапно ушел.

- И никто из вас не поинтересовался, куда?

- Уж я-то поинтересовалась, не беспокойся, это отец его безмерно избаловал. «Куда надо!» Каков ответ, а? А Евгений, как дурак, сидит над доской, обдумывает ход! «У парня своя личная жизни, он уже взрослый». Мы даже поссорились. А этот «взрослый», оказывается, на ночь глядя отправился к развратной девке. Я не задеваю твоих чувств?

- Ничуть. Похоть и алчность в боттичеллиевской мадонне сплелись, как клубок змей.