- Он больной, — уклонилась она от прямого ответа; Петр Романович поинтересовался вкрадчиво:

- И какая же у него болезнь?

- Гениальность.

- Ну, простительная слабость у человека талантливого.

- Талант иссяк, — сухо констатировала Лана. — Тогда и появилась эта кретинская идея — всемирная академия (бордель вместо творчества). Он стал невыносим, одержим. нет, я не могу с ним жить.

«Не из-за меня, — отметил Петр Романович с облегчением. — Хоть тут я не виноват.»

- Бордель вместо творчества, — повторил вслух. — Не появилась ли эта идейка после гибели проститутки?

- Притянуто за уши, — отмахнулась она. — Расскажи лучше, почему ты не встретился с братом. Или встретился?

«Так! Ангелевич доложил о моем заходе в его заведение».

- Встретился с мертвым.

- Почему?

- Опоздал.

- Почему?

- Смотрел стриптиз в «Китеже».

- Очевидно, у вас семейная тяга к продажным девочкам.

- Обо мне можешь говорить и думать что угодно, но, пожалуйста, не трогай Павла.

- Петр, прости! — женщина схватила его за руку, сильно сжала, до боли, из ранки проступила, потекла кровь.

- Что это? — она с испугом уставилась на свои пальцы.

- Нечаянно порезался ночью.

Лана достала душистый платочек из сумочки, осторожно вытерла ему руку, перевязала ладонь.

- Рваная рана, нехорошая.

- А, я про нее забыл. Не беспокойся, пластырем залеплю.

- Странные события случаются с тобой по ночам, руки, ноги.

- Ага, скоро совсем калекой стану.

Они посмотрели друг на друга долгим взглядом, вспомнилась позапрошлая «странная» ночь, с нею.

- Ты-то хоть меня не мучай. Соле мио! — почему-то вдруг вырвалось уже далеким воспоминанием, он ужаснулся, а она «перевела», задумчиво улыбаясь:

- Солнце мое. Красиво.

- Интеллектуальная ты женщина, — попрекнул он шутливо-смущенно.

- Не намекай, будто я «синий чулок», просто люблю бельканто.

- Удивительно, что я почти ничего не знаю о тебе, что ты любишь, что тебе противно.

Она отвечала каким-то своим мыслям:

- Знаешь, я ее отлично помню.

А он отвечал своим:

- Продажная девочка, ты конечно, права, но в определенном смысле отнюдь не дешевка, и аккуратно копит на свой мещанский домик на лазурном берегу.

Лана не слушала (оба вели параллельные диалоги, как в драме абсурда):

- Она стояла во дворе под липой, словно Ева под яблоней, когда сняла бейсболку и льняные волосы заструились по плечам, по груди. Чуть- чуть вульгарна и очень обольстительна.

Петр наконец вник и сосредоточился.

- Ты видела Маргариту?

- Да, Маргарита. даже имя такое «говорящее». Мы были приглашены к Евгению Алексеевичу, но я наврала: голова болит. Не хотелось, неприятно было видеть вас обоих вместе, ведь я, что называется, уныло порядочная женщина.

- Нормальная, от пикантной ситуации в экстаз не приходишь.

- А ты был такой серьезный ученый юноша. В общем, муж ушел и я сразу позвонила тебе.

- Да, да: в девять на Тверском бульваре.

- И села у окна ждать девяти. Появилась молоденькая девушка, ну прямо амазонка в смелом таком наряде, в немыслимых шортах, и ты бросился к ней.

- К невесте брата. Я приглашал ее за стол, но она тоже не захотела. Мы поднялись к нам, шапочку она надела, а потом опять сняла.

- Ну и что?

- Все помнят эту бейсболку.

- Естественно. тем более девять лет назад эти американские штучки являлись престижной редкостью. Вот теперь. были бы деньги. — Лана прикоснулась обеими руками к полям своей шляпы, бросавшим кружевную женственную тень на пол-лица.