- Однако и тебя она сумела расшевелить, — усмехнулась Ольга Ипполитовна, — ты так образно выражаешься.

- Был момент, — признался Петр Романович. — А потом потрясла аналогия.

- С братом? (Он кивнул.) По роду деятельности — да, но твоя мадонна, глядишь, еще нас всех переживет.

- Не моя, Боже сохрани.

- Как бы сохранить сына, — протянула она жалобно. — Он в горячке, околдован, сам не свой.

- Неужели так серьезно?

Она кивнула.

«Даже завидно, — подумал Петр Романович, даже в юности я не способен был потерять голову, сорваться с места в полночь, помчаться. за книгой!» За той несуществующей в природе книгой, на которую сослалась и Маргарита в свой предсмертный час. Еще во дворе Поль услышал крик (но не другой голос — далеко) и не видел, как кузен его вошел в подъезд, однако «по-родственному» не заложил. «Этот мальчишка (отзыв Вари) вас боготворит». Сомневаюсь. Поль взбежал по лестнице. «Что случилось?»

— «Подземельный, кажется, убит, кровь.» В рассеянном свете голой лампочки оба склонились. «Труп, — подтвердил Поль, — убит. Что будем делать?» Петр Романович проверил дверь соседа — заперта. — «Убийца где- то здесь, будь осторожен и внимателен».

— «Да уж не боись, не упущу». — <style name="1pt">«Я </style>звоню в милицию». Философ мигом на ощупь, не сводя глаз с площадки, отпер свою дверь, распахнул настежь (для обзора). 0–2. Гудки, гудки. недоверчивый дежурный: где, как, когда, при каких обстоятельствах. «Только что, приезжайте скорее, преступник где- то здесь!» — «Записываю адрес». Разговор на две-три минуты и полный обзор из прихожей: на площадке мечется Поль — и никого больше, ручаюсь! Снизу голоса, на середину лестничного марша поднялся старик Самоваров: «Петь, что за крики?» — «Подземельный убит, преступник, кажется, не успел уйти. Я осмотрю галерейку, а вы караульте!» — «С места не сойду!» — гаркнул Самоваров, рядовой солдат с Великой Отечественной. И не сошел, покуда не приехали «органы». И следователь подтвердил: все двери и окна заперты изнутри, и внутри никого нет!

- Вероятно, я видел, как убийца свернул в Копьевский переулок, — нарушил Петр Романович молчание.

- Что-что? — встрепенулась Ольга Ипполитовна.

- Подземельный, получается, не сразу умер, очнулся и стал звать на помощь, когда убийца уже сбежал.

- Именно в Копьевский?

- Мужчина в темном костюме прошмыгнул за угол. И там был Павел.

- Павел? — она вздрогнула. — Ты так уверенно говоришь, что мне просто страшно.

- Да вспомни наш разговор с братом по телефону: мертвая голова на тротуаре в Копьевском.

- Бедный Павлик. Какой безумный бред.

- А если нет? Преступник где-то в переулке прячет орудие убийства, что видит брат. И впоследствии по этому предмету разоблачает его.

- Но почему не сразу?

- Самого преступника в темноте не рассмотрел, да и не мог еще Павел знать, что случилось, он шел ко мне. Но поскольку в доме уже началось следствие, связался со мной в субботу.

- Все это бездоказательно, Петр.

- Вот, заговорила жена адвоката. Бездоказательно, потому что я не могу понять, что значит «мертвая голова».

- Говорю же, бред.

- За бред не убивают.

- Что за «голова»? Почему не сказать прямо? — возмутилась Ольга Ипполитовна. — Какие-то странные игры.

- Нет и нет! Не тот настрой, смерть преследует, это не игра.

- «Смерть преследует», — повторила тетка с испугом.