Закинув голову, с улыбкой опьяненья,

         Прохладного она искала дуновенья,

         Как будто волосы уж начинали жечь

         Горячим золотом ей розы пышных плеч.

         Одежда жаркая всё ниже опускалась,

         И молодая грудь всё больше обнажалась,

         А страстные глаза, слезой упоены,

         Вращались медленно, желания полны.

Диана

         Богини девственной округлые черты,

         Во всем величии блестящей наготы,

         Я видел меж дерев над ясными водами.

         С продолговатыми, бесцветными очами

         Высоко поднялось открытое чело, —

         Его недвижностью вниманье облегло,

         И дев молению в тяжелых муках чрева

         Внимала чуткая и каменная дева.

         Но ветер на заре между листов проник, —

         Качнулся на воде богини ясный лик;

         Я ждал, – она пойдет с колчаном

         и стрелами,

         Молочной белизной мелькая меж древами,

         Взирать на сонный Рим, на вечный славы

         град,

         На желтоводный Тибр, на группы

         колоннад,

         На стогны длинные… Но мрамор

         недвижимый

         Белел передо мной красой непостижимой.

Кусок мрамора

         Тщетно блуждает мой взор, измеряя твой

         мрамор начатый,

         Тщетно пытливая мысль хочет загадку

         решить:

         Что одевает кора грубо изрубленной массы?

         Ясное ль Тита чело. Фавна ль изменчивый

         лик,

         Змей примирителя – жезл, крылья и стан

         быстроногий,

         Или стыдливости дев с тонким перстом

         на устах?

«С корзиной, полною цветов, на голове…»

         С корзиной, полною цветов, на голове

         Из сумрака аллей она на свет ступила, —

         И побежала тень за ней по мураве,

         И пол-лица ей тень корзины осенила;

         Но и под тению узнаешь ты как раз

         Приметы южного созданья без ошибки —

         По светлому зрачку неотразимых глаз,

         По откровенности младенческой улыбки.