Уснули рыбаки у сонных огоньков;

         Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;

         Порой тяжелый карп плеснет у тростников,

         Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.

         Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я;

         Но звуки тишины ночной не прерывают, —

         Пускай живая трель ярка у соловья,

         Пусть травы на воде русалки колыхают…

К красавцу

         Природы баловень, как счастлив ты судьбой!

         Всем нравятся твой рост, и гордый облик твой,

         И кудри пышные, беспечностью завиты,

         И бледное чело, и нежные ланиты,

         Приподнятая грудь, жемчужный ряд зубов,

         И огненный зрачок, и бархатная бровь;

         А девы юные, украдкой от надзора,

         Толкуют твой ответ и выраженье взора,

         И после каждая, вздохнув наедине,

         Промолвит: «Да, он мой – его отдайте мне!»

         Как сон младенчества, как первые лобзанья

         С отравой сладкою безумного желанья,

         Ты полон прелести в их памяти живешь,

         Улыбкам учишь их и к зеркалу зовешь;

         Не для тебя ль они, при факеле Авроры,

         Находят новый взгляд и новые уборы?

         Когда же ложе их оденет темнота,

         Алкают уст твоих, раскрывшись, их уста.

Золотой век

Auch ich war in Arkadien geboren.

    Schiller[1 - И я был рожден в Аркадии. Шиллер (нем.).]

         Я посещал тот край обетованный,

         Где золотой блистал когда-то век,

         Где, розами и миртами венчанный,

         Под сению дерев благоуханной

         Блаженствовал незлобный человек.

         Леса полны поныне аромата,

         Долины те ж и горные хребты;

         Еще досель в прозрачный час заката

         Глядит скала, сиянием объята,

         На пену волн эгейских с высоты.

         Под пихтою душистой и красивой

         Под шум ручьев, разбитых об утес,

         Отрадно верить, что Сатурн ревнивый

         Над этою долиною счастливой

         Век золотой не весь еще пронес.