Но чем дальше вчитываешься в мемуары Солженицына, тем больше видишь, что у этой книги есть и другая, куда менее благородная сверхзадача доказать, что он не так уж многим обязан или вовсе ничем не обязан ни "Новому миру", ни Твардовскому. Солженицын признается, что выбор "Нового мира" для него был случаен, ибо этот журнал "для меня мало отличался от остальных журналов. Те контрасты, которые между собой усматривали журналы, были для меня ничтожны, а тем более для исторической точки зрения - спереди ли, сзади. Все эти журналы пользовались одной и той же главной терминологией, одной и той же бомбой, одними и теми же заклинаниями - и всего этого я даже чайной ложкой не мог принять" (С. 22).

Но может быть после нескольких лет общения с журналом это мнение о нем изменилось у Солженицына? Отнюдь нет. В 1966 году решил Солженицын предложить несколько своих новых рассказов не "Новому миру", а редакциям других журналов (не только "Москве", но даже "Огоньку" и "Литературной России"). Оправдывая этот поступок, который Твардовский счел

227

чуть ли не "предательством", Солженицын пишет: "Я же не видел и не вижу здесь никакой измены по той причине, что отчаянное противоборство "Нового мира" - "Октябрю" и всему "консервативному крылу" представляется мне лишь силами общего поверхностного натяжения, создающими как бы общую прочную пленку, сквозь которую не могут выпрыгнуть глубинные бойкие молекулы... Да и чем главный редактор ("Нового мира") отличается от своих "заклятых врагов" Кочетова, Алексеева и Софронова? Здесь уравнительное действие красных книжек! А уж члены их редакций, так, право, неотличимы...". "Меня остановят, - продолжает Солженицын, - чтобы я не кощунствовал, чтоб и сравнивать дальше не смел. Мне скажут, что "Новый мир" долгие годы был для читающей русской публики окошком к чистому свету. Да, был. Да, окошком. Но окошком кривым, прорубленным в гнилом срубе, и забранным не только цензурной решеткой, но еще собственным добровольным идеологическим намордником - вроде бутырского армированного мутного стекла" (С. 137). О несправедливости и ошибочности подобных оценок я еще буду писать ниже, да и сам Солженицын то там, то здесь нередко говорит нечто прямо противоположное. Но он тщится вместе с тем все время доказать, что это "Новый мир" и Твардовский должны быть в первую очередь благодарны и обязаны Солженицыну, что он, повинуясь персту Божьему, остановил в ноябре 1961 года свой выбор именно на журнале "Новый мир".

От передачи повести "Щ-854" (первоначальное название "Одного дня Ивана Денисовича") в редакцию "Нового мира" до ее публикации прошло одиннадцать месяцев. Солженицын пытается уверить читателей, что это был слишком долгий срок, и что в затяжке публикации был "виноват" главным образом Твардовский, который не торопился знакомить с повестью свое партийное руководство и вообще "недопустимо тянул", искал "сложные обходные пути, собирал какие-то отзывы (Маршака, К. Чуковского и др.), старался расположить в свою пользу влиятельного помощника Хрущева В. С. Лебедева, хотя доступна была ему трубка того телефона, по которому можно было позвонить и прямо Никите Сергеевичу. "Можно допустить, - замечает Солженицын, что он и повести боялся повредить слишком прямым и неподготовленным обращением к Хрущеву. Но думаю, что больше здесь была привычная неторопливость того номенклатурного круга, в котором так долго он обращался, они лениво живут и не привыкли ковать ускользающую историю...

228

А еще была у Твардовского на несколько месяцев и некая насыщенность своим открытием, повесть довлела ему и ненапечатанная..." (С. 40). И в результате - "упустил Твардовский золотую пору, упустил приливную волну, которая перекинула бы наш бочонок куда-то дальше за гряду сталинских скал и только тем бы раскрыла содержимое, напечатай мы тогда, в 2-3 месяца после съезда еще и главы о Сталине (т.