Я попросила брата никому не говорить о том, что меня выписали. Своего врача я тоже об этом попросила.

Это сюрприз. По крайней мере, на сюрприз у меня сил хватает.

Саша ни о чем меня не спрашивает. Не спрашивает, почему везет меня в квартиру Руслана и что это означает. Я интересуюсь его семьей. Он сообщает, что скоро станет отцом.

– Это просто супер… – улыбаюсь, глядя в окно машины. – Поздравляю.

– Спасибо… – отвечает с легким смущением. – Это пока секрет.

– Хорошо, – ежусь под шалью, которую набросила на плечи.

– Закрыть окно? – спрашивает он.

Мне хочется выветрить из волос запах больницы и дышать свежим воздухом, хоть и загазованным, поэтому говорю:

– Не надо…

– Продует, – он все же его прикрывает. – Не в мою смену. Потом с твоим благоверным не рассчитаюсь…

От его слов в груди тянет.

На свете есть только два человека, которые вызывают у меня чувство моей собственной важности и необходимости. Незаменимости. Это господин Чернышов и его сын, и в этом вопросе у них нет конкурентов. Руслан, он был рядом… Все время.

За Мишей сегодня присматривает няня.

Она оказывается женщиной чуть за сорок. Бывшей учительницей музыки, которая решила, что работа в школе ее достала. Я отпускаю ее домой под радостные вопли Миши и пытаюсь… пытаюсь освоиться в квартире Руслана.

Пытаюсь, пока раскладываю продукты в холодильнике и пока принимаю душ в его спальне. Пока касаюсь его вещей и его смятой подушки. В спальне бардак. Постель не заправлена, на стуле в углу ворох одежды, на тумбочке неубранные в коробку часы и стопка каких-то документов, по которым провожу пальцами.

Этот бардак – верный признак того, что хозяин этой комнаты находился в цейтноте, потому что бардак – это не его стиль. Это намек на то, что энергетические ресурсы Руслана Чернышова имеют предел, как и у любого другого человека.

Я знаю это лучше, чем кто-либо. Лучше, чем кто-либо знаю его самого, но он всю жизнь так уверенно растет над собой, что иногда я боялась за ним не успеть.

Снимаю со спинки стула черный строгий пиджак и, прежде чем отправить его на вешалку в шкаф, носом прижимаюсь к шелковой подкладке. Закрываю глаза, на секунду замирая, и вдыхаю знакомый парфюм, который пробирает меня до самой сердцевины.

Переодеваюсь в футболку и шорты, оставляя свой чемодан неразобранным, на это просто нет сил и в шкафу нет для меня свободных полок.

Мой брат переключает каналы, сидя на диване перед огромным телевизором. Миша у его ног возится с лего.

– Ты можешь ехать, если хочешь, – говорю, проходя мимо них на кухню. – Мы тут сами справимся.

– Выгоняешь меня? – слышу Сашин вопрос.

В последнее время мне до чертиков нравится называть вещи своими именами, поэтому пожав плечом, отвечаю:

– Да.

Он хмыкает, а я изучаю содержимое посудомоечной машины, которая под завязку забита. Глядя на нее, боюсь, что чистой посуды на этой кухне вообще не осталось.

Саша опирается о столешницу бедром и складывает на груди руки.

– Ты нас всех сильно напугала, – говорит тихо.

– Я не хотела, – изучаю содержимое ящиков.

– Оль…

Поднимаю на него глаза.

Потерев ладонью шею, он смотрит на меня с напряжением и говорит:

– Ты в нашей семье золотая середина. Мы тебя любим, все. Все по-своему.

– Да уж… – бормочу.

Откашлявшись, он снова трет шею. Его голос чуть сипит, когда произносит:

– Спасибо, что выкарабкалась из этой жопы.