И она опять поняла по его взгляду, о чем он подумал.

Молча протянула руку, погладила его по щеке.

— Ладно, пусть так и будет. Но сперва я поговорю с Севой, мы с ним все и обсудим.

— Почему с Севой? — спросил Семен Петрович.

— Сперва надо с ним, — твердо ответила Мария Артемьевна. — Он старший брат, первый за нее ответчик.

— Хорошо, а что, если я сейчас позвоню Крутоярову и спрошу его, согласится ли он взять к себе Рену?

— Сколько тебе лет, Семен? — спросила Мария Артемьевна и сама же ответила: — Можно предположить, что тебе не больше семи.

— Или восьми, — добавил он, нисколько не обидевшись на нее.

— Я сама поговорю с Севой, потом с Реной, — сказала Мария Артемьевна, решая, как издавна было заведено у них, взвалить на себя самое тяжелое, ведь разговор этот, она предвидела, будет далеко не легкий.

А что, если и вправду у Крутоярова ничего не получится? Если он не сумеет исцелить Рену, что тогда?

«И что же? — мысленно оспорила себя Мария Артемьевна. — Заведомо отказаться от Крутоярова? Не пытаться ничего делать? Махнуть рукой и примириться?»

— Нет, — сказала она, отвечая прежде всего самой себе, собственным мыслям. — Ты прав. Надо пытаться. А вдруг все получится и Рена начнет ходить?

«А что, если в самом  деле? И все будет хорошо?»

Рена приподнялась в постели.

«И я начну ходить так, как все остальные люди? Так, как ходила когда-то?»

Иногда Рене снилось, что она бежит, то в гору, то по какой-то пустынной улице. Бежит, высоко поднимая ноги, всем своим существом ощущая радость бега, свободного дыхания, легкости...

Будет ли так когда-нибудь?

Она никак не могла привыкнуть к мысли, что Крутояров, знаменитый ученый, о котором пишут газеты и журналы, согласился взяться за нее.

А вчера Сева сказал:

— Хочу говорить с тобой на равных, ты же не маленькая, ты у нас умный, взрослый человек. Разве не так?

— Дальше, — скомандовала Рена, сердце ее дрогнуло: о чем это он хочет говорить на равных? Но, чтобы доказать Севе, что она и в самом деле умный, взрослый человек, она улыбнулась как можно шире.

— В общем, так, — начал Сева. — Вот какое дело. Придется повременить малость. Крутояров, как выяснилось только что, уезжает в Америку на полгода.

— Полгода, — невольно повторила Рена. — Вот оно что.

— Да, придется подождать. Мы подождем, верно?

— Да, — кивнула Рена. — Подождем, верно...

Еще третьего дня они допоздна говорили с Севой.

Семен Петрович свел Севу с Крутояровым. Сева позвонил ему в гостиницу. Крутояров был немногословен, сказал:

— Пришлите мне снимки.

Сева, увлекающийся, пылкий, сразу же ринулся к Рене:

— Ренка, вот увидишь, мы еще побежим с тобой наперегонки...

— Перестань, — оборвала его Рена, но Севу уже невозможно было остановить.

— Сам Крутояров, понимаешь, светило медицины, берется за тебя?

Неизвестно, кто был сильнее взволнован, Рена или Сева, но спустя два дня Семен Петрович передал Севе, чтобы он снова позвонил Крутоярову. И Крутояров сказал:

— Снимки я посмотрел. Похоже, что наш случай. Но нужно, конечно, увидеть и больную. Я уезжаю в Штаты месяцев на шесть, а может, на семь. Конечно, если желаете, можно обойтись и без меня, послезавтра сюда приедет мой ассистент...

Но Сева не дал ему договорить.

— Если можно, хотелось бы, чтобы вы сами осмотрели.

— В таком случае ждите, — согласился Крутояров. — Ждите, когда я вернусь.

—… Стало быть, подождем? — нарочито бодро спросил Сева Рену, и Рена так же бодро, в тон ему ответила:

— Разумеется, подождем.