Без одной минуты восемь в камеру вошел Джессен с тонким ремешком в руках. Потом с первым ударом часов в камеру шагнул начальник тюрьмы и кивнул Джессену.
В ту же секунду в разных частях страны одновременно были перерезаны телеграфные провода, соединяющие Челмсфорд с остальным миром.
Мрачная процессия вышла на тюремный двор. Отсутствие священника несколько уменьшало ее мрачность, но все же вид она являла собой достаточно жуткий. Первым шел начальник тюрьмы, за ним, между двумя конвоирами, — Манфред со связанными руками. Последним шествовал Джессен. Тюремщики провели заключенного в маленькое здание без окон, поставили на люк и отошли в сторону. К виселице подошел Джессен.
— Если позволите, одну минуту, — неожиданно заговорил Манфред. — Прежде чем петля ляжет мне на шею, я хочу кое-что сказать. — Джессен отошел на шаг. — Мое последнее слово… — медленно произнес Манфред. — Прощайте!
Свое последнее слово он произнес особенно громко, почти выкрикнул. Джессен наклонился, чтобы поднять с пола сложенную кольцами веревку. И тут, совершенно неожиданно, прежде чем веревка была поднята, прежде чем кто-либо успел что-то понять или предпринять, люк под смертником разверзся, и он исчез из виду.
Исчез из виду в прямом смысле, потому что яма, открывшись, исторгла огромный клуб черного дыма, который заставил всех, кто был в здании, задыхаясь и кашляя, броситься на открытый воздух.
— Что случилось? Что случилось? — заорал кто-то из тюремного начальства, пробился через толпу газетчиков к двери, заглянул внутрь и крикнул: — Пожарный шланг сюда! Быстро!
Трезвон пожарного колокола заставил людей образумиться.
— Он в яме! В яму загляните! — кричал кто-то.
Явился человек в противодымном шлеме и спустился в яму. Не появлялся он долго, а когда выбрался наверх, рассказ его был сбивчивым и непоследовательным:
— На дне ямы подкоп… Там внизу проход и дверь… Дым… Я потушил… Это дымовая шашка.
Старший надзиратель выхватил из кобуры револьвер.
— За мной! — крикнул он и стал спускаться вниз по веревке, перебирая руками.
Внутри было темно, но он пошел на ощупь, остальные надзиратели следовали за ним. Туннель под тюремной стеной резко уходил вниз, поэтому он скользнул вперед, набирая скорость, и вдруг врезался в какую-то преграду. От неожиданности он отскочил назад и только потом почувствовал боль. Кто-то в конце туннеля нес фонарь, его свет только начал пробиваться через темноту, освещая неровный проход, и старший надзиратель крикнул, чтобы человек с фонарем поторопился.
Когда преграду осветили, он увидел, что натолкнулся на массивную дверь из некрашеных деревянных брусьев, перехваченных железными полосами. Листок бумаги на двери привлек его внимание. Подняв фонарь, он прочитал: «За этой дверью ход заминирован». Больше в записке ничего не было.
— Возвращайтесь в тюрьму, — скомандовал старший надзиратель резким голосом. Заминирован ход или не заминирован, он решил, что пойдет дальше, но вскоре понял, что с дверью ему самому не справиться.
Из ямы он выбрался весь мокрый от пота и измазанный глиной.
— Ушел! — объявил он. — Если можно вывести людей на дороги и окружить город…
— Уже вывели, — сообщил начальник тюрьмы. — Перед воротами толпа, так что мы потеряли три минуты, пока пробивались через них.
Этот уже немолодой немногословный мужчина не был лишен своеобразного мрачноватого чувства юмора. Он повернулся к взволнованному священнику и сказал:
— Сейчас вы, наверное, понимаете, почему он отказался от службы.
— Да, — просто ответил тот. |