В каждой республике было собственное ГПУ, которое подчинялось не местному правительству, а непосредственно Москве. Такова принципиальная линия: над госбезопасностью местные начальники не властны, и они всегда были этим недовольны. Партийным секретарям совсем не нравилось, что рядом с ними существует какая-то тайная сила, которая исполняет только команды из Москвы, не дает им отчета о своей деятельности да еще и присматривает за ними. Местная власть не раз пыталась подчинить себе чекистов. Но это почти никогда не удавалось, потому что вожди сразу осознали цену органам госбезопасности как важнейшему инструменту контроля над страной. Причем контроля тотального.

В протокол заседания политбюро № 28 (1922 год) записали: «Одобрить предложение ГПУ о создании во всех органах и учреждениях, где оно сочтет необходимым, по соглашению с партийными органами групп содействия органам ГПУ». Иначе говоря, осведомительная сеть должна быть повсюду, это общегосударственное дело.

Правда, чекистам внушали, что они не смеют ставить себя выше партийного аппарата.

19 марта 1920 года Менжинский и Ягода подписали приказ ВЧК № 55 «О взаимоотношениях с местными партийными организациями»:

«Приказываю работать в полном контакте с местными Комитетами РКП, опираясь на их авторитет, черпая в них силы и, по возможности, информируя их председателей о своей работе».

В декабре 1921 года заместитель председателя ВЧК Иосиф Станиславович Уншлихт, начальник секретно-оперативного управления Вячеслав Рудольфович Менжинский и начальник административноорганизационного управления Станислав Францевич Редене подписали директиву, адресованную местным органам:

«Напоминаем, что всякая слежка за ответственными губернскими, областными и центральными партработниками строго воспрещается. Виновные в нарушении этого приказа будут строго караться».

Но ограничения были минимальными.

Ленинградское управление госбезопасности возглавил один из самых авторитетных чекистов — Станислав Адамович Мессинг. Ему трудно далось общение с хозяином Ленинграда членом политбюро Григорием Евсеевичем Зиновьевым.

Весной 1923 года он отправил заместителю председателя ГПУ Иосифу Станиславовичу Уншлихту рапорт с просьбой перевести его из Ленинграда:

«На экстренном заседании бюро Петроградского комитета при обсуждении вопроса об усилении мер борьбы против меньшевиков было указано на слабость работы ГПУ и лично Мессинга. Это подтвердил и в личной беседе Зиновьев.

Я не стараюсь бить меньшевиков широкими репрессиями, принимая во внимание, что мы живем в двадцать третьем году, а не в восемнадцатом… При сложившихся обстоятельствах считаю совершенно необходимым мою переброску».

Мессинга оставили в Ленинграде. Позиции руководителя питерской госбезопасности укрепили: ввели в коллегию ОГПУ и в состав Северо-Западного бюро ЦК партии.

В отношениях с другими ведомствами обитатели Лубянки не церемонились.

Здание Наркомата иностранных дел на Кузнецком Мосту находилось рядом с госбезопасностью. Дипломаты осторожно именовали чекистов «соседями». Это укоренилось. И в центральном аппарате МИДа, и в любом посольстве разведчиков называли соседями. Но отношения между ними не были соседскими.

Ведомство Чичерина пыталось поладить с иностранцами и расположить их к Советской России. Чекисты же исходили из того, что все приезжающие в страну иностранцы, особенно дипломаты, — шпионы и церемониться с ними незачем.

Скажем, в двадцатые годы военно-экономическое сотрудничество с Германией было выгодным для Красной армии: немцы, связанные ограничениями подписанного после поражения в Первой мировой войны Версальского договора, тайно создавали новые образцы оружия именно на территории Советской России. Но ведомство госбезопасности считало иностранных инвесторов и иностранных специалистов шпионами.