"Я намереваюсь действовать лично. У меня есть два плана. Во-первых — личная работа с командой Ч-1, их всего пятеро, и подходы к каждому найдутся. Во-вторых, при неудаче первого плана, я попытаюсь обезвредить штамм"

"Все это связано с риском для твоей жизни".

"Я знаю".

Она переждала поднявшуюся ментальную дискуссию на тему, не должно ли Сообщество Тайри категорически запретить ей любые действия, связанные с риском для ее драгоценной жизни. Потом усмехнулась мысленно и напомнила, что любая тайри абсолютно свободна в своих действиях, и запретить ей ничего не смогут.

"И все-таки, — осуждающе сказала Лий, тоже забредшая в локальную Сеть, — подумай, у тебя еще тысячелетия впереди… ты же не из короткоживущих".

Все тайри молчали подавленно — никто не считал себя вправе высказаться. Но ощущая их молчаливую поддержку, Алейн сказала.

"В момент, когда мы начнем считать собственную жизнь более ценной, чем жизнь любого обычного человека на любой планете — Союз можно считать мертвым".

Ей показалось, будто сразу тысячи рук обняли ее за плечи. Лий вспыхнула непокорной звездочкой и утихла.

"Наверное, ты права. Я должна это обдумать".

"Твой план я считаю разумным, но следует уточнить детали", — вступил Ульвир. Они стали обмениваться инфопакетами, корректируя и уточняя план дальнейших действий Алейн.

"И вот еще что. Это к вам, Виэрел. Лока-тайри, за которой я наблюдаю, готова к инициации. Кроме того, я прошу вас поторопиться! Здоровье моей подопечной оставляет желать лучшего. Боюсь, что если вы не заберете ее в ближайшие дни, мы можем ее потерять…"

Тайри с Виэрела зашумели, что сейчас невозможно перебросить корабль к Земле — ведь он должен дежурить у системы Матур, это тоже важно! Одна из них, старая и мудрая тайри, по имени Кринн Быстрая, вставила спокойно:

"Не понимаю причин волнения! Мы поступим обычным образом — сейчас же пошлем к земле челнок и инициирующую команду! Челнок доставит лока-тайри на корабль всего за несколько часов".

Восприняв простой навигационный расчет, тайри успокоились и даже несколько устыдились — действительно, решение лежало на поверхности, и сложно было его не увидеть.

Светлана Григорьевна успела доползти до телефона и набрать скорую.

Говорить было уже трудно. Она кое-как прошамкала в трубку свой адрес и потеряла сознание.

Вновь в себя она пришла уже в больнице. И сразу поняла, что случилось.

Все-таки худший исход. Именно то, чего она боялась больше всего.

Вот так это и случается. Прозаически. Широкая трещина в краске через всю стену рядом с кроватью. Желтая казенная краска, пупырышки на ней. Ветхий пододеяльник еще советских времен с веселенькими пестрыми надписями "Минздрав". Голое окно, и за ним — одно только небо, и то серое, затянутое пеленой туч.

Сознание было затуманено — не то болезнью, не то лекарствами, которыми ее накачали. В руке торчала игла капельницы. Отдельная палата, осознала Светлана. Совсем маленькая, отдельная. Это что значит — я умираю?

Умираю, подумала она. И это самое лучшее, что со мной может произойти. Потому что это, дорогие товарищи, инсульт. Вся правая сторона — будто исчезла. Ее нет. Невозможно шевельнуть рукой или ногой, нет и чувствительности. Голова тупо побаливает, и что-то со зрением — все плывет перед глазами.

Говорят, что иногда эти параличи проходят… через сутки вроде. Прошли уже сутки, или нет? Светлана чувствовала, что ничего у нее не пройдет.

Слишком уж сильно все это. Слишком тяжело.

Даже если она не умрет — жизнь кончена. Начинается умирание. Оно может растянуться еще лет на десять… ужас какой! Но жизни больше не будет.