— Нормально. Только все равно это кончится, — вздохнул Дик. — Мы ведь должны с тобой вернуться в школу…

— Конечно, должны. Тебе надо учиться, мне — работать.

Они помолчали. Зачем это обсуждать, если ничего изменить нельзя? Отец уедет, как только у него закончится отпуск, Дик возвратится в пансион, Натали будет рядом…

— А ты всегда будешь со мной? — не выдержал он своих грустных размышлений.

— Дик, я буду с тобой столько, сколько нужно, — вздохнула Натали. — Но ведь ты когда-нибудь вырастешь. Или твой отец вернется домой и вы будете жить вместе. Тогда я тебе буду не нужна.

— Будешь, будешь, — горячо прошептал он, но очень тихо, так, чтобы она почти не слышала.

— Давай не будем говорить о грустном. — Натали, конечно, услышала его мольбу. — Ты закрывай глаза и засыпай. Я побуду здесь. Если проснешься и захочешь пить, вода на столике. А завтра мы будем кататься на лодке. Ты видел, какая у нас отличная лодка?

Дик кивнул, потому что постепенно засыпал и у него больше не было сил говорить. Отец спит в соседней комнате, Натали сидит рядом, завтра будет новый день…

Натали осторожно поднялась, поправила одеяло и тихонько пошла к дверям. Интересно, как выглядит этот монстр, его отец?

Натали с детства мечтала, чтобы у нее был брат или сестра, но все ее попытки заставить отца это сделать натыкались на непонятную ей стену молчания. Отец виновато улыбался, гладил ее по голове и говорил, что это невозможно. Ей было около четырех лет, когда она наконец нашла решение: если отец не хочет принести в дом маленького ребенка, то она вполне может сделать это сама. Однажды она подошла к отцу и очень серьезно заявила, что готова «отрастить» ребенка сама, только он должен показать ей, как это делается. Отец ошарашенно смотрел на нее, потом засмеялся, прижал к себе и сказал, что для этого ей нужно вырасти. Она серьезно спросила, сколько ей должно исполниться для этого лет. Отец неопределенно покрутил головой и сказал, «ну, лет двадцать». Двадцать — это было ужасно долго. Натали не поверила, но приставать к нему прекратила, потому что поняла, что это бесполезно.

На улице она всегда с интересом смотрела на маленьких детей и пыталась заглянуть в коляски, если они находились где-то поблизости. Ей ужасно хотелось потрогать маленькие ручки, дать соску, покормить ребенка. Но почему-то никто не разрешал этого делать.

В двадцать лет она вспомнила свое заявление о том, что сама может «отрастить» ребенка со смехом, но желание иметь детей — своих или чужих — было всегда самым сильным. Выйти для этого замуж ей не приходило в голову, потому что она считала, что должна очень любить своего избранника, а другого способа пока не изобрели… Может быть, поэтому она так и привязалась к Дику, что он был самой ясной реализацией ее детской мечты. Когда-нибудь у нее будет много детей, своих. Смешных, кричащих, дерущихся, рисующих, носящихся… Но Дик — это первая настоящая любовь.

Натали вздохнула и мотнула головой. Если бы она могла забрать Дика себе… Бред, конечно! Во всяком случае, по отношению к его отцу она была настроена очень воинственно.

Вэл проснулся с необычным чувством умиротворения. Это было новое ощущение. Обычно где-то под селезенкой всегда сидела тоска. Даже в самые удачные дни он чувствовал, что она не дает ему быть абсолютно довольным жизнью. Неужели эта девочка с ее наивной радостью и верой в то, что умирающая осень — это только путь к весне, заставила его поверить в то, что настоящая жизнь еще возможна? А был еще сон… Какой-то чудный сон… Натали? Лейла? Он вспомнил, что они смешались в его видениях… Кого он видел? Или кого хотел видеть?

Вэл потянулся, с животной радостью чувствуя напряжение в мускулах.