Я раскрыла рот.

— Шутишь.

— Ни разу, — он поднял руку, что-то было под его мантией. Он вытащил изящную книгу в кожаной обложке, края обтрепались, на обложке был золотистый камыш. Он протянул книгу мне.

— Это твое, — сказал он.

— Погоди, — сказала я. — Ты же сказал…

— Они не в балладе. Но я нашел книгу по истории Самны, а еще «Флору и фауну» Маглина, — за обложкой был листок с записями. — Как оказалось, они ныряют. Баллада не полная.

Я издала смешок и зажала рот рукой. Он тоже рассмеялся, придворная неподалеку растерянно оглянулась через плечо. Мы старались не мешать приятному гулу в зале.

Я с улыбкой взяла книгу и полистала ее. Книга была старой, каждая страница в старом стиле Люмена со сложными узорами по краям и смело раскрашенными животными, что скалились и улыбались. Я восхитилась черно-золотой норкой, провела пальцами по ее хвосту. Мой стиль иллюстраций не достигал такого эффекта. Я хотела скрыться в тихом месте и наслаждаться каждой страницей.

— Красивая книга, — сказала я, подняв голову. — Но мы спорили, есть ли игуаны в балладе, а не о том, что они могут нырять, — я отдала ему книгу. — Так что я в долгу.

Он растерялся.

— Это неправильно — выигрывать из-за мелочи, а не точно.

Я пожала плечами.

— Мы договорились. После пения я нарисую тебе игуану. Но покажу ее ныряющей.

Его улыбка была кривой, но искренней и яркой.

— Ты знала, что они могут плавать. Ты знала, что песня ошибается, — он вручил мне книгу. — Я буду рад плавающей игуане, но сохрани книгу как напоминание о моей ошибке.

— Нет, она твоя, — сказала я, хотя пальцы сжали обложку, и я снова подумала о рисунке норки.

— Да, — согласился он. — И я хочу отдать ее тебе. Это будет напоминать мне о том, что нужно сначала лучше исследовать, а потом спорить.

Я невольно улыбнулась, глядя на камыши на обложке.

— Ты лучший ученый, чем многие академики в наших залах дебатов. Ты смог принять идею, основанную на новом доказательстве.

Он пожал плечами.

— Нет смысла спорить с правдой. И мне все еще нравятся игуаны.

Мой смех, к счастью, заглушила заигравшая громче арфа, и мы притихли, в комнате воцарилась тишина. С улыбкой Мона взяла Ро за руку, заставляя его замолчать. Она прошла во главу стола. Все заняли места по какой-то схеме. Слуга отвел меня к месту рядом с Моной, усадил меня рядом с Ро и напротив Элламэй и Валиена. Кольм сел с другой стороны от меня, уголки его рта дрогнули, я спрятала книгу с балладой под стул. Мона подняла бокал и произнесла короткую теплую речь о союзниках и друзьях, о начале нового года. Ужин начался.

Я чуть не расплакалась от вида и запаха горячей еды. Я всегда буду голодной, или это все результат стресса и неуверенности? Я не знала, и в тот миг мне было все равно. Я проглотила первое блюдо из тушеной рыбы, тарелку зелени с клецками, что подали следом. Я едва остановилась на смех, когда Ро не смог скрыть отчаяния при виде жареных мидий. А я накалывала на вилку столько, сколько умещалось. Когда подали мясной пирог, я сыто притихла, слушая бодрые разговоры вокруг.

— Знаешь, Джемма…

Я посмотрела на Элламэй, она смотрела на меня, подперев кулаком щеку.

— Не нужно переживать, — сказала она. — Уверена, Мона подаст завтра больше еды.

Я покраснела, во рту еще было мясо и сладкий картофель. Она улыбнулась, остальные вокруг нас весело рассмеялись.

— Не бойся Мэй, — сказал Кольм, подняв бокал.