— Историю людей. Верования, и почему мы делаем нечто снова и снова. Как менялись убеждения и поведение, и как культура сохранялась при этом.
— Это поразительно, Кольм, — сказала я, не шутя. — Ты много работал. Какие источники ты используешь? Я могу некоторые знать.
— Мм, вряд ли, — сказал он. — Я нашел мало книг по теме. Остальное — мои заметки после трех лет путешествий, — его голос не переменился, не напоминал, что из-за меня он был не дома. — Я слушал музыкантов и торговцев в Виндере и Пароа, обменивался историями с Мэй, сравнивал баллады и колыбельные в разных местах… и все это вдохновило меня. У нас годами было много историков и философов, но история сохранилась в словах — в песнях, историях. Я добавил нашу литературу, но немного, — он кивнул страже у ворот, мы миновали стену Черного панциря. — Я всегда думал, что попаду как-нибудь в Самну и увижу университет.
Я вздохнула.
— Я тоже всегда туда хотела. Мы с Селено хотели. Мы думали, что на это много времени.
Но его отец умер. Его мать отравила себя. Его короновали. Мы поженились.
Озеро Люмен.
— Я слышал, вода там такая чистая, что видно дно моря, — мы приближались к ступеням дворца. — И там игуаны, что отдыхают на деревьях как птицы.
Я улыбнулась.
— Я слышала, они растут до пяти футов в длину и могут нырять как выдры.
— Нырять… в воду?
— В воду.
Он дернул головой.
— Они не могут!
Я вскинула руку.
— Я такое читала.
— Это ящерицы!
— Как и аллигатор, — я издала смешок. — И многие змеи плавают.
Он покачал головой, улыбаясь.
— Народ озера воспевал всех зверей, что могут плавать, даже когда мы еще не умели плавать сами. Я никогда не слышал о плавающих игуанах.
— У вас их и нет! — я смеялась.
— Как и аллигаторов! — он открыл тяжелую дверь после Арлена и Сорчи и придержал для меня. — Уверен, если бы игуана могла плавать, это было бы в «Балладе о ныряющем зверинце», которую хор поет шесть часов, или в моей копии.
Я замерла перед ним на пороге, уперев руки в бока.
— Я поспорю. Надеюсь, у тебя есть копия книги.
Он посмотрел на меня с тенью улыбки — не как у Моны, а как тихое, но искреннее выражение.
— А если я выиграю?
Я задумалась на миг. Я не взяла с собой ничего, чем можно было торговать.
— Я нарисую для тебя игуану, — сказала я. — Радостно сидящую на дереве, а не в воде.
— Так и будет.
— Вряд ли, — ответила я.
Он рассмеялся, почти случайно. Его смех удивил и его, и меня. Он тут же подавил это, опустил взгляд на порог под нашими ногами. Я была ниже, так что видела, как его щеки округлились, пока он пытался подавить улыбку.
Через миг он поднял голову.
— Ты не такая, как я думал, — сказал он.
— На бумаге я точно смелее, — сказала я, думая о своей диссертации.
Он склонил голову.
— Даже не знаю.
— Я ощущаю себя смелее на бумаге.
— Как и я, — признал он.
— Сэр, — сказал голос.
Мы оглянулись, и я поняла, что мы так и стояли на пороге двери в замок. Снег пролетал мимо нас на плитку пола.
Слуга в зале прикрывал свечу от ветра, влетающего в дверь.
— Просто… жар…
— Конечно, прошу прощения, — мы быстро пересекли порог, Кольм закрыл за нами дверь. |