— Я сейчас заплачу, — сказала Рут. Подняла глаза на Турлоу, отвернулась. — У дочери был свой заряд… горя. Я… — она глубоко вздохнула. — Я могу ненавидеть его за то, как умерла моя мать. Но я психиатрическая медсестра и знаю все, что в таких случаях твердят профессионалы. Ничто из этого дочери не помогает. Странно — как будто во мне уживается больше, чем одна личность.

Она снова подняла глаза на Турлоу. Лицо ее было таким открытым и беззащитным.

— И я могу побежать к мужчине, которого люблю, и попросить его забрать меня отсюда, потому что я боюсь… смертельно боюсь.

Мужчине, которого люблю! Ее слова обожгли сознание.

Турлоу покачал головой.

— Но… как же…

— Нев?

Как горько прозвучало это имя в ее устах.

— Я уже три месяца с ним не живу. Я жила у Сары Френч. Нев… Нев был ужасной ошибкой. Этот цепкий коротышка!

Турлоу почувствовал, что горло сжалось от подавленных чувств. Он закашлялся, взглянул на темнеющее небо, сказал:

— Через несколько минут стемнеет.

Какими глупо бессмысленными показались его слова!

Она положила ладонь ему на руку.

— Энди, ох, Энди, что же я наделала с нами?

Она очень нежно скользнула в его объятия. Он погладил ее по волосам.

— Мы все еще здесь, — сказал он. — Мы все еще мы.

Рут взглянула на него.

— Проблема с тем человеком в тюрьме в том, что у него вполне разумный тип мании.

По ее щекам катились слезы, но голос оставался ровным.

— Он считает, что мама изменяла ему. Многие мужчины беспокоятся об этом. Я могу вообразить… даже… что Нев мог беспокоиться об этом.

Внезапный порыв ветра стряхнул дождевые капли с листьев, разбрызгивая их.

Рут высвободилась из его рук.

— Давай прогуляемся до вершины.

— В темноте?

— Мы знаем дорогу. Кроме того, теперь клуб верховой езды установил там фонари. Ты видишь их из госпиталя каждую ночь на той стороне долины. Они автоматические.

— Очень возможно, пойдет дождь.

— Тогда я смогу плакать, сколько угодно. Мои щеки все равно будут влажными.

— Рут, милая… я…

— Просто отведи меня на прогулку, как… как мы гуляли раньше.

Он еще колебался. В рощице было что-то пугающее. Какое-то давление, тот почти звук. Турлоу шагнул к машине, потянулся и нашел очки. Он надел их, взглянул вокруг — ничего. Ни мошек, ни следа чего-либо странного — кроме давления.

— Тебе не понадобятся очки, — сказала Рут. Она взяла его под руку.

Турлоу обнаружил, что не может говорить из-за внезапного спазма, сжавшего горло. Он попытался проанализировать страх. Это не было что-то личное. Он решил, что боится за Рут.

— Пойдем, — сказала она.

Он позволил ей повести себя по траве к узенькой тропинке. Темнота упала на них четкой границей, как только они вынырнули из эвкалиптовой рощи на первый подъем между соснами и конскими каштанами, обрамлявшими тренировочную дорожку клуба верховой езды. Ночные фонари, на большом расстоянии друг от друга прикрепленные к деревьям, влажно мерцая, показались в сырой листве. Несмотря на то, что днем был дождь, утоптанная дорога под ногами казалась твердой.

— Сегодня вечером эта дорожка будет только нашей, — сказала Рут. — Никто не выйдет на улицу из-за дождя, — она сжала его руку.