Губы Гранта сложились в неуклюжую улыбку.

— Казалось, с ним вечно что-то происходило.

— Ты был, когда он сбежал?

— Ага. Это было после твоего замужества, верно? Па продал лошадь Джо, ради которой он все лето рубил дрова, чтобы выкупить ее у старого Бедняги Джона Викса, зятя Неда Толливера.

— Ты видел скандал?

— Я как раз был там. Джо назвал па лжецом, мошенником и вором. Па пошел за дубиной, но Джо был быстрее. Ему тогда было семнадцать, и он был сильным. Он дал этой дубиной па по голове так, как будто хотел убить его. Па рухнул, как заколотый теленок.

Джо вытащил деньги, что па получил за лошадь, побежал наверх, собрал саквояж и был таков.

— Ужасное было дело, — сказала она.

Грант кивнул.

— Никогда не забуду того, как тот парнишка стоял на крыльце, с сумкой в руке, придерживая сетку от комаров. Ма рыдала над па и прикладывала к его голове влажное полотенце. Джо заговорил так тихо, что мы ни в жизнь бы не услышали, если бы не были такими перепуганными и притихшими. Мы думали, что па наверняка умер.

— Я надеюсь, что больше никогда никого из вас не увижу, — сказал Джо. И убежал.

— Да уж, он знал, какой у па был норов, — сказала Клаудия.

Рут щелкнула выключателем. Изображение померкло. Она повернулась; ее лицо выглядело спокойным и пустым от воздействия манипулятора, но щеки были мокры от слез.

— Я должна кое-что узнать, — произнесла она. — Это вы, чемы, сделали это с моим отцом? Это вы… заставили его?

Келексель вспомнил, как Фраффин хвалился, что приготовил убийцу… хвалился и объяснял, что у Расследователя Главенства не осталось ни единого шанса не избежать ловушек этого мира. Но что такого важного могло быть в горстке недочеловеков, слепленных и воспитанных специально для нужд чемов? «Они не недочеловеки, — напомнил себе Келексель. — Они — дикие чемы».

— Это вы, я знаю, — сказала Рут. — Я подозревала это из того, что ты говорил мне.

«Неужели я так прозрачен для нее? — спросил себя Келексель. — Как она узнала? Какими странными силами обладают эти туземцы?»

Он попытался скрыть замешательство, пожав плечами.

— Жаль, что вы не можете умереть, — сказала Рут. — Я хочу, чтобы ты умер.

Несмотря на воздействие манипулятора, Рут ощущала глубоко внутри ярость, отдаленную, но отчетливую, разгорающийся и обжигающий гнев; она желала броситься на чема и впиться ногтями в его непроницаемую серебристую кожу.

Голос Рут прозвучал так спокойно и равнодушно, что Келексель не сразу понял, что они означают. Умер! Она пожелала, чтобы он умер! Он отшатнулся. Что за возмутительные грубости!

— Я чем, — сказал он. — Как ты смеешь говорить такие вещи чему?

— Ты действительно не знаешь, да? — спросила она.

— Я снизошел до тебя, ввел тебя в свое общество, — сказал он. — И это твоя благодарность?

Рут обвела взглядом комнату-тюрьму, сосредоточилась на его лице — тусклая, отливающая металлом серебристая кожа, черты искажены гримасой презрения. Сейчас, когда инопланетянин стоял рядом с ее стулом, он был лишь чуть-чуть выше ее головы, и Рут могла видеть темные волоски, шевелившиеся в его носу, когда он дышал.

— Мне почти жаль тебя, — сказала Рут.

Келексель сглотнул. Жаль? Ее слова вывела его из себя. Он бросил взгляд на руки и удивился, обнаружив, что они крепко сцеплены друг с другом. Жаль? Он медленно расцепил пальцы, заметив, что ногти начали приобретать предупреждающий дымчатый вид — реакция на размножение.