Келексель наклонился вперед, положив руку на спину стула Рут, глядя, как Турлоу поднимается и идет к креслу рядом с высоким столом. Затем последовал короткий религиозный ритуал, что-то связанное с правдивостью, и Турлоу сел в кресло, а эксперт по праву, Бонделли, встал рядом.

Келексель впился взглядом в Турлоу — широкий лоб, черные волосы. Если бы не манипулятор, предпочла бы Рут это создание ему, Келекселю? Турлоу производил такое впечатление, как будто он спрятался за своими темными очками. От него исходило ощущение беспокойства. Он отводил глаза от какого-то определенного места. Келексель вдруг понял, что Турлоу избегал смотреть на операторскую группу Фраффина. Он знал о присутствии чемов! Ну конечно! Он был невосприимчивым.

К Келекселю мгновенно вернулось чувство долга. Он чувствовал стыд, вину. И он внезапно понял, почему не пошел к одному из корабельных Омолодителей. Как только он сделает это, то окончательно попадет в ловушку, расставленную Фраффином. Он станет одним из них, находящихся во власти Фраффина ничуть не меньше, чем любой из туземцев этого мирка. Оттягивая этот шаг, Келексель знал, что не подвластен Фраффину. Хотя это было лишь делом времени.

Теперь Бонделли что-то говорил Турлоу, и тот отвечал с усталым, безнадежным видом. Келексель удивился его реакции.

— Итак, доктор Турлоу, — сказал Бонделли, — вы перечислили те моменты, которые объединяют обвиняемого с другими невменяемыми убийцами. Что еще приводит вас к заключению, что он действительно невменяем?

— Я обратил внимание на постоянное повторение числа «семь», — сказал Турлоу. — Семь ударов мечом. Потом он сказал полицейским, которые пришли его арестовать, что выйдет к ним через семь минут.

— Это важно?

— Число «семь» имеет религиозное значение: Бог создал мир за семь дней, и так далее. Подобные вещи преобладают в действиях невменяемых людей.

— Доктор Турлоу, вы осматривали обвиняемого несколько месяцев назад?

— Да, сэр.

— При каких обстоятельствах?

Келексель взглянул на Рут и испытал некоторое потрясение, заметив, что по ее щекам текут слезы. Он взглянул на настройки манипулятора и начал сознавать, насколько сильны должны быть ее переживания.

— Мистер Мэрфи поднял ложную пожарную тревогу, — ответил Турлоу. — Его нашли и арестовали. Меня как судебного психолога вызвали к нему.

— Зачем?

— Ложные пожарные тревоги не стоит недооценивать, в особенности когда это делает человек, уже давно достигший взрослого возраста.

— Так вас вызвали поэтому?

— Нет, это было более или менее обычным.

— Но каково же значение ложной пожарной тревоги?

— В основном сексуальное. Это происшествие случилось приблизительно в то же время, когда подзащитный в первый раз пожаловался на импотенцию. Два эти момента, объединенные вместе, дают очень тревожную психологическую картину.

— Как это?

— Ну, он также продемонстрировал почти полное отсутствие в его характере теплоты. Ему недоставало того, что мы обычно называем добротой. В тот раз он выдал такие ответы на тесты Роршаха, в которых почти полностью отсутствовало то, что мы обычно называем жизнью. Иными словами, его мировоззрение было сосредоточено на смерти; плюс к тому сексуальное расстройство.

Келексель взглянул на фигуру на экране пантовива. О ком он говорил? Холодный, сконцентрированный на смерти, страдающий сексуальным расстройством. Келексель взглянул на фигуру Мэрфи. Обвиняемый сидел, сгорбившись над столом, с опущенными тазами.

Бонделли разгладил усы, взглянул на бумажку, которую держал.

— Каково было содержание вашего отчета в Управление по условному осуждению, доктор? — спросил Бонделли.