А они были.

«Гистологический анализ» показал, что кожа на его лице изменена. Когда-то он пережил пересадку, однако, стоит отметить, ни швов, ни других следов от операции у него не осталось.

— Пересадка кожи, — подметил я. — Скорее всего, с бедра на лицо.

— Ничего-то от вас не скроешь, доктор Кацураги, — кивнул он. — Всё верно. Качественная работа, правда? Но эту операцию провели очень давно, я тогда ещё учился в школе.

Я не стал спрашивать, что случилось, поскольку интересоваться такими вещами попросту не тактично даже у коллеги. Но Варун Тхаккар понял причину моего молчания и объяснился сам.

— Пожар, доктор Кацураги, — сказал он. — Мой отец был пьяницей. Не уследил за газом, в итоге сгорел весь дом. Мать в тот день, к счастью, была на работе. Отец сгорел, а моё лицо сильно пострадало. Хирург, который меня оперировал, работал в этой больнице. Сейчас он уже на пенсии и вряд ли даже вспомнит, что у него двадцать лет назад был такой пациент, как я. Однако я обязан ему не только лицом, но и призванием. Он тоже принимал только тех людей, кого обезобразили болезни или несчастные случаи.

Я понимал, к чему клонит Варун Тхаккар. Он сделал несколько оговорок и уточнил, что ни в коем случае не осуждает своих коллег. Но мне уже было ясно, что он хочет показать, что его операции важнее, чем операции других пластических хирургов.

И в чём-то я был с ним согласен. Неспроста ведь любой пластический хирург перед тем, как взяться за операцию, обязан запросить у человека справку от психиатра. Существует много психиатрических заболеваний, из-за которых люди не принимают свой внешний вид, вредят себе, а после операции всё равно остаются недовольны.

Это очень скользкая тема, и касаться её в этом разговоре мне не хотелось. Однако история Тхаккара меня зацепила. Я чувствовал, что он не лгал. А ложь от правды я отличать умею.

— Мне приятно, что вы поделились со мной столь личной историей, — сказал я. — Ваш путь действительно достоин восхищения. Согласны ведь, что куда лучше просто поговорить, чем устраивать на меня облавы целым отделением?

— Да разве ж вас иначе нагонишь! — усмехнулся Варун Тхаккар. — Вы постоянно мечетесь из одного места в другое.

— Есть за мной такой грешок. Но, возвращаясь к прежней теме, доктор Тхаккар, ответьте, пожалуйста, на один вопрос. А зачем вам новые техники накладывания швов?

— Как «зачем»? — не понял он. — Чтобы оставлять меньше дефектов на коже пациентов.

— А почему вы считаете, что вы их оставляете больше, чем нужно? — уточнил я. — Могу я посмотреть на ваши работы? Сейчас в отделении есть кто-то, кого вы прооперировали.

— В данный момент нет, — помотал головой он. — Но у меня на телефоне есть альбом с фотографиями. Своего рода, коллекция. Давайте я покажу вам её. Там достаточно чётко отсняты все периоды заживления и итоговый результат.

Варун Тхаккар взял стул и, усевшись рядом со мной, начал показывать свои «работы».

Однако на фотографиях мне не удалось найти каких-либо дефектов. Косметический шов был наложен идеально. Тончайшими нитями с использованием особой техники «вышивания». Лишь у тяжело травмированных пациентов можно было обнаружить линию рубца.

— Что скажете, доктор Кацураги? — с нетерпением спросил он.

— Позвольте, я буду с вами откровенен, доктор Тхаккар, — произнёс я. — Решение мной уже принято. Я не буду рассказывать о своих техниках ни вам, ни вашим коллегам.

Варун Тхаккар побледнел.