— Смотрите, господа. В селах выбраны призывы от 1898-го до 1900 года рождения включительно. Про города я не говорю — они вычерпаны до остатка. И что получается? В последний набор взяли мальчишек, а не солдат. Их учить и кормить надобно, не на убой же посылать. Зачем 1901 год призывать, если они физически не готовы.

Ермаков-Арчегов знал, о чем говорил, — акселерации в начале века не было, а потому обычно призыв осуществлялся с 21 года. Здесь же стали уже призывать с 19 лет — молох гражданской войны требовал своих жертв. Но бросать в бой будущее русского народа он не мог. Требовалось, по крайней мере, хотя бы полгода кропотливого обучения.

— Смотрите — призывы 1898 и 1899 годов рождения взяты меньше чем на одну треть. Освобождены от призыва, а это больше двух пятых, и не по негодности к службе по физическому состоянию, а единственные сыновья в семье или единственные работники. Десятая часть — белобилетники, а чуть ли не одна пятая дезертиры. Так ведь, Павел Дмитриевич?

— Абсолютно так, Константин Иванович. Если призвать единственных сыновей, у которых способный к труду отец, и поставить под ружье дезертиров, то мы призовем даже чуть больше, чем взяли до этого. И еще одно обстоятельство — призывы 1895, 1896 и 1897 годов рождения не отслужили в 1916 и 1917 годах положенных по закону двух лет службы и, следовательно, могут подлежать повторному призыву. Если взять также освобожденных в то время от службы, то общий призыв только по Иркутской губернии достигнет двадцати пяти тысяч человек.

На добрую минуту в вагоне воцарилась мертвая тишина, но потом министры возмущенно и со страхом заговорили разом. Первым не выдержал Вологодский, смертельно побледнев:

— Вы в своем уме — это же приведет к всеобщему возмущению!!!

— Даже в шестнадцатом году правительство не решилось на отмену льгот! — Гинс привстал с места, лицо покраснело.

— Забирать единственных сыновей нельзя! Мы тогда и недели не продержимся, все вокруг разом красными станут, — Серебренников стал яростно вытирать струящийся пот, он полностью взмок.

— Даже от дезертиров прока не будет. Сбежали раз, сбегут и во второй! И еще за собой других увлекут, — Пепеляев знал размах уклонений от службы, ведь в правительстве Колчака он руководил МВД.

— Господа! — чуточку повысил голос Арчегов. — Я не говорил о призыве. Нужно сделать так, чтобы они пошли на службу добровольно и с охотой, и при этом не платить ни копейки. И такая возможность есть!

Министры разом замолчали и вперлись в полковника взглядами — не помутился у человека рассудок? Чтобы пойти на службу с охотой, когда есть законная возможность уклониться от воинской повинности?! Это надо полностью рехнуться!

— Надо принять закон не о новом порядке отбывания воинской повинности. Само название кого угодно отпугнет! Нужен закон о службе в вооруженных силах и о льготах и привилегиях, из этого проистекающих! Начнем с крестьян, ибо они составляют три четверти населения на нашей территории. Главным принципом должно быть следующее — земля принадлежит тем, кто ее не только обрабатывает, но и защищает с оружием в руках. Кто отслужил в Сибирской армии положенные сроки, в обязательном порядке получают пять десятин удобной и, главное, присельной земли. По праву первого выбора! И сверх того — обычную, положенную для крестьян в том или ином селении норму. Вот так — отслужил честно, имей надельной земли больше чем сосед, кто от военной службы увильнул!

Арчегов обвел взглядом министров — испуг стал потихоньку сходить с их лиц, уступая место интересу.