– Ты опять мне льстишь! – улыбнулся сэр Родерик. – Но дать бал можно. Это определенно неплохая мысль. Впрочем, я и сам уже думал о том, чтобы устроить грандиозный прием в твою честь, и не только здесь, но и в Лондоне.
Увидев восторг, сверкнувший в синих глазах Ас-тары, он добавил:
– Только мне все-таки хотелось бы прежде услышать твой приговор.
После недолгого молчания Астара сказала:
– У вас… нехорошие предчувствия? Вы боитесь моего появления в Лондоне? Почему?
– Ты и сама знаешь ответ на свой вопрос, ведь ты необычайно проницательная девушка. В самом деле, у меня есть некоторые опасения.
– Объясните мне, какие опасения и почему возникли у вас, – взмолилась Астара.
– Не знаю, слышала ли ты про свободу нравов среди нынешней английской аристократии, – начал сэр Родерик, – но на континенте об этом часто заходит речь.
– Вероятно, это то, что говорят про принца-регента! – кивнула Астара.
– Значит, ты понимаешь, – сказал сэр Родерик, – что, когда наш король Георг III, бедняга, девять лет назад окончательно лишился рассудка, принц, получив право на регентство, стал задавать тон всей придворной жизни, и все начали равняться на него и его вкусы. А здесь он, к сожалению, не может служить достойным образцом для подражания.
Он вздохнул.
– Его любовные истории еще в бытность принцем Уэльским служили всем скверным примером, а неудачный брак и то обстоятельство, что теперь он увлекся леди Конингэм, делают лондонский бомонд не самым лучшим местом для юной особы, тем более такой, как ты.
– Чем же я отличаюсь от других? – настороженно спросила Астара.
– Что ж, если хочешь правду – пожалуйста, – вздохнул сэр Родерик. – Не только тем, что ты красива, моя милая, но и тем, что ты чиста и, как мне кажется, невинна в том, что касается мужчин.
Он заметил, как щеки девушки залила краска.
– Вероятно, я излишне любопытен, – продолжал сэр Родерик, – а если так, то ты должна простить старика, но мне хочется знать, целовал ли тебя кто-нибудь?
– Нет, конечно же, нет! – быстро ответила Астара. Затем, почувствовав, что сэр Родерик ждет ее дальнейших объяснений, добавила:
– Честно говоря, дядя Родерик, я никогда еще не встречала человека, с которым бы мне захотелось поцеловаться. Несколько человек пытались это сделать, но я всегда чувствовала, что поцелуй – это нечто настолько… ну… интимное, что я отдала бы мои… губы только тому, кого… полюблю.
Нежный голос Астары звучал так трогательно, что сэр Родерик торжествующе произнес:
– Именно так я и думал! Вот почему мне хочется, чтобы ты появилась в Лондоне уже замужней женщиной или, по крайней мере, после помолвки.
– Вы и в самом деле опасаетесь, что… со мной может случиться что-нибудь скверное?
– Безжалостный ветер может сорвать с нежного цветка все лепестки. И мне страшно неприятна мысль о том, что тебе будут кричать «несравненная» и «божественная» – каковой ты, несомненно, и являешься – разные пьяные прощелыги и бездельники, целыми днями толкущиеся в клубах Сент-Джеймса.
– Видимо, вы слышали про Лондон одно, а я другое, – помолчав, ответила Астара, – но ведь вы показали мне Рим и Париж. И мне не хотелось бы оставаться в неведении, когда речь идет о моей родной стране.
Она крепко стиснула пальцы:
– Я англичанка, и вы тоже англичанин. Мы можем не одобрять все, что видим и слышим, однако, хотим мы этого или нет, это наша жизнь, а мы всего лишь часть ее. |