- Ладно вам! - огрызнулся Тодд, больше для виду.

     - А вот глаза у нас обоих - голубые, - продолжал Дюссандер, опускаясь в кресло-качалку. - Ты мне  расскажешь  свою  семейную  хронику.  Тетушки, дядюшки. С кем работает твой отец. Чем увлекается  мать.  Я  запомню.  Всю информацию. Через два дня я благополучно все забуду... память стала совсем дырявая... но на два дня меня хватит. -  Он  мрачно  усмехнулся.  -  Людей Визенталя столько лет водил за нос,  самому  Гиммлеру  очки  втирал...  уж как-нибудь одного наставника в начальных  классах  сумею  обмануть.  А  не сумею - значит, зажился я на этом свете.

     - Очень может быть, - раздумчиво сказал Тодд, и по его глазам  старик понял, что он уже с ним  внутренне  согласен.  Глаза  Дюссандера  радостно заблестели.

     - Еще как будет!

     И, видимо,  представив  себе,  как  это  будет,  он  начал  хохотать, раскачиваясь в кресле. Тодд несколько оторопел и даже испугался  в  первую секунду, а затем тоже прыснул. Так они на пару и хохотали  -  Дюссандер  в своем кресле-качалке возле открытого окна, через которое в кухню  врывался теплый калифорнийский ветер, и Тодд,  поднявший  стул  на  дыбы,  так  что спинка уперлась в  эмалированную  дверцу  духовки,  всю  в  угольно-черных штрихах, ни дать ни взять абстракция вдохновенного курильщика.

     Когда дедушка Тодда Боудена переступил порог  кабинета  и  закрыл  за собой дверь из зернистого стекла.  Калоша  Эд  предупредительно  поднялся, однако не вышел из-за стола.  Он  помнил  про  свои  кеды.  Старички,  они частенько  не  понимают,  что  это,  может  быть,  психологический  прием, рассчитанный на трудных подростков... старички встречают тебя по одёжке, а до остального им и дела нет.

     Орел, орел, подумал Фрэнч, разглядывая гостя. Седые  волосы  зачесаны назад. Костюм-тройка как из магазина.  Сизоватого  цвета  галстук  завязан безукоризненно. Черный зонт в левой руке  (с  воскресенья  зарядил  мелкий дождик) смотрится эдаким офицерским стеком. Пару лет  назад  Калоша  Эд  с женой, большие поклонники Дороти Сэйерс, решили перечитать все, что  вышло из-под ее пера. И вот сейчас он подумал: перед ним стоит живой лорд  Питер Уимсей,  словно  сошедший  со  страниц  высокочтимой   писательницы.   Да, семидесятипятилетний лорд Уимсей. Не забыть рассказать жене.

     - Мистер Боуден, - почтительно сказал он и протянул руку.

     - Очень рад, - сказал Боуден, в свою очередь протягивая руку.

     Эдвард Фрэнч не стал сжимать ее изо всех сил, как он  поступал,  имея дело с отцами своих учеников. По тому, с  какой  опаской  старик  протянул руку, было очевидно, что у него артрит.

     - Очень рад, мистер Фрэнч, - повторил Боуден и сел напротив, не забыв поддернуть на коленях идеально  выглаженные  брюки.  Поставив  зонт  между колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую  и исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в  кабинете школьного  наставника.  У  него  легкий  акцент,  подумал  Фрэнч,  но  без характерной для английской аристократии и, в частности, для  лорда  Уимсея энергичной  артикуляции,  скорее  континентальный,  более  плавный.