Тамара улыбнулась. Леонид имел права, но предпочитал ими не пользоваться. Привычно поднимал руку, и первый же автомобиль обязательно останавливался. Да, денег уходило немало, зато Тамаре было спокойнее. Она и Ленку-то в качестве водителя воспринимала как стихийное бедствие, а Леонид был еще рискованней.

— У меня идея, — продолжила Ленка. — Я переночую тут, с Надеждой Дмитриевной, а ты съезди домой.

— Люська тоже предлагала, — кивнула смущенная Тамара, — но мама очень нервничает, когда меня нет. Ее можно понять. Одно дело, если судно подносит дочь, и другое — кто-то посторонний. Спасибо, Ленка, но…

— Все равно ты не сможешь сидеть у ее постели вечно. Пускай привыкает. Тебе н а д о съездить домой, Тамарка.

— Что с ним? — быстро спросила Тамара.

— Очередное помешательство. Кажется, это называется "творческий кризис". Вот уж, никак от своего братца не ожидала. Чего-то, а уверенности ему всегда было не занимать. — Ленка оставила иронический тон и решительно добавила: — Будь человеком, поезжай! Я вот терпеть не могу стариков и больных, а притащилась сюда, чтобы честно ухаживать за твоей матерью. Стала бы я это делать, если б Ленька мог без тебя обойтись?

За последние три года Тамара узнала Ленку достаточно, чтобы с уверенностью утверждать — нет, не стала бы. Как ни странно, Ленин эгоизм даже привлекал Тамару какой-то простодушной откровенностью. Ленка не собиралась притворяться, будто старается ради Тамары или Надежды Дмитриевны. Она любила брата и защищала его интересы — от всех, кроме себя, разумеется. Между собою брат с сестрой постоянно ругались. Наверное, виновато было излишнее сходство. Они даже внешне походили друг на друга: высокие, худощавые, светловолосые. Оба обладали холерическим темпераментом и создавали вокруг себя почти ощутимое энергетическое поле, притягивающее окружающих и заставляющее их подчиняться. Впрочем, Тамара подчинилась с охотой.

Она открыла дверь своим ключом. Леонид, бледный и осунувшийся, сидел за компьютером, остервенело щелкая мышью.

— Леонид, — позвала Тамара.

Он вздрогнул, вскочил и прижал Тамару к себе.

— Что случилось? — тихо произнесла она.

— А то, что мой талант никому не нужен, Тамара. Все, чем я жил, оказалось фикцией, химерой.

— Талант не бывает не нужен.

— Бывает. Помнишь, у Есенина, конь, который пытается догнать паровоз? Я и есть этот конь. Все давно пользуются поездами, а я бегу, бегу. Куда? Зачем? Вот посмотри.

Леонид нервно повернулся к компьютеру.

— Видишь? Снимал халтурщик. Отвратительное качество. А теперь делаем так, и так, и так. Уже вполне прилично. А теперь состряпаем коллажик… это туда, это сюда. О — вполне выставочная композиция, особенно если дать название позабористей. И этих композиций я состряпаю десяток за один день. Ошибся — не беда, все поправимо. Не надо мучиться, искать. Механический процесс. А я-то, идиот, мнил себя художником! Тамара, я ничто.

— Неправда. Эти механические картинки совсем не такие, как то, что делаешь ты. В твоих фотографиях чувствуется твоя личность. Мне трудно это объяснить. В конце концов, не зря устраиваются выставки, конкурсы, и ты на них побеждаешь!

— Резервация для индейцев, — мрачно прокомментировал Леонид. — Живут себе индейцы, которые очень талантливо стреляют из лука и не умеют ничего другого. Что ж, общество жалеет убогих. В конце концов, если они свихнутся на почве собственной никчемности, это обойдется куда дороже. Пускай лучше сидят в резервации, где нет огнестрельного оружия, и с энтузиазмом оттачивают мастерство. Пускай соревнуются между собой.