— Спору нет, скульптура необычна, и критики не преминут вам об этом напомнить, — пробормотал Корам. — Но она безусловно превосходна, Пакстон. Какое невероятное жизнеподобие! Не скажу, что согласился бы на ночь поменяться с вами местами, старина!

— О, сплю я отлично, — засмеялся Пакстон. — Хотя обстановку роскошной не назовешь: занавеска вон в том углу и раскладная походная койка.

— Ложе истинного спартанца! — сказал я. — Что ж, доброй ночи, Пакстон. Увидимся завтра — хотел сказать, уже сегодня!

Затем мы распрощались, оставив скульптора в одиночестве на сторожевом посту в храме Никрис. Квартира моя находится неподалеку; не прошло и получаса, как я мирно устроился в своей постели.

Я не знал и не мог подозревать, что тот вечер стал началом поразительных, таинственных событий, так и взывавших к вмешательству Мориса Клау!

II

Не успел я задремать — мне показалось, что спал я несколько минут, но в действительности времени прошло больше — как меня разбудил телефонный звонок. Спросонья я выбрался из кровати и подбежал к телефонному аппарату.

Звонил Корам. Окончательно проснувшись, я с растущим удивлением слушал его рассказ о том, что именно стало причиной звонка. Вкратце все сводилось к следующему: некое таинственное происшествие, о деталях которого он распространяться не стал, разбудило Пакстона. Решив посмотреть, что случилось, скульптор отпер дверь мастерской и вышел в сад. Отсутствовал он всего лишь несколько мгновений, студия все время оставалась в пределах слышимости — и все же, вернувшись, Пакстон обнаружил, что статуя Никрис исчезла!

— Я без колебаний телефонировал в Уоппинг, — закончил свой рассказ Корам, — и отправил курьера к Морису Клау. Дело, понимаете ли, срочное. Если статуя не найдется, Пакстон, скорее всего, будет уничтожен. Он слышал мои рассказы о Морисе Клау и его чудесных способностях, проявленных в деле о Греческом зале, и потому обратился ко мне. Я знаю, вы захотите участвовать, если Клау согласится нам помочь.

— Разумеется, — ответил я. — Ни за что на свете не пропущу новое расследование! Встретимся у Пакстона?

— Согласен.

Одевался я со всей поспешностью. Судя по рассказу Корама, тайна казалась необъяснимой. Ответит ли Морис Клау на наш отчаянный ночной призыв? Клау не мог надеяться получить сколько-нибудь значительный гонорар, так как Пакстон был небогат; но справедливость в отношении выдающегося человека, которого я имею честь представлять на этих страницах, заставляет сказать, что денежные соображения, похоже, не играли никакой роли в жизненной философии Мориса Клау. Его вдохновляла, мне кажется, чистая любовь к криминологическому искусству; а эта загадка и ее причудливые детали — древний пояс танцовщицы — страх модели, заявившей, что статуя движется — вполне могли, думал я, привлечь внимание Клау.

Через десять минут я был у Пакстона. Скульптор совещался с Корамом в гостиной. Корам впустил меня в дом.

— Вы хотите сказать, — обратился он к Пакстону, продолжая разговор, прерванный моим появлением, — что статуя попросту растворилась в воздухе?

— Двойная дверь, которая выходит на улицу, была надежно заперта на замок и засов; садовая калитка также была заперта; я находился в саду, на расстоянии менее десяти ярдов от студии, — отвечал Пакстон. — И несмотря на все это, статуя Никрис исчезла, не оставив и следа!

В пропажу скульптуры трудно было поверить, но лицо говорившего служило лучшим тому доказательством. Я ужаснулся при виде измученного, осунувшегося скульптора.

— Мне конец! — сказал Пакстон и продолжал снова и снова повторять эти слова.