Однажды он сказал Дэнни, что ему приходится много ходить во время работы, куда-нибудь ездить, или иногда он брал отпуск, чтобы уделить внимание своему хобби: искать всякие необычные статуи по всему свету. Его не привлекали статуи политиков и генералов, как он говорил, но ему нравились ирландские статуи, такие как, например, в Дублине: женщина, из фургона продающая рыбу. «Представляешь, Дэнни: статуя Молли Мелон, которая катит по узким и широким улицам тележку…». Он напевал слова высоким тенором, забывая коснуться своей «крыши», но блестя своими красивыми, вставными зубами в люминесцентном освещении магазина. Дэнни поглядывал в окно, он надеялся, что вдруг около магазина появится Доун, или с ожиданием смотрел на входную дверь в надежде, что она вдруг войдет.

В «Норманн-Прип» он попадал в привычный водоворот, где, как всегда, никому не было до него никакого дела. Он уже избегал стадионных трибун во время перемен, найдя себе другой укромный уголок, где можно было открыть учебник. Он старался быть готовым к любой контрольной и к устному опросу на уроке, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание. Когда после уроков он выходил из школы, то его отозвал в сторону Джимми Барк.

— Все тянешь время? — спросил его Джимми. Дэнни подумал о Лоренсе Хенсоне под трибунами стадиона, который не давал сдачи тем, кто на него нападал.

— Выборы будут через неделю.

— Надо подумать, — пожал плечами Дэнни.

— Ладно, — ответил Джимми, его энтузиазм чуть ли не искрами разлетался по воздуху.

«Я всего лишь сказал: «Надо подумать»», — отвернувшись, сказал себе Дэнни. Какое потрясающее открытие он сделал для Джимми Барка!

«Барстоф-Патриот» всегда оказывался под дверью раньше, чем возвращались домой родители, и Дэнни спешил открыть газету до их прихода, чтобы снова обрадоваться тому, что еще ничего не появилось из того, что бы упоминало очередную годовщину. Теперь, стоя у газетной стойки в «24 часа» он просматривал «Викбург-Телеграмм», пытаясь найти, что успел написать Лесс Альберт. У него заметно участился пульс, когда он обнаружил серию статей этого репортера о поджоге в квартале социального жилья в округе Ворчестер.

Раз за все время он достал из кошелька карточку Лесса Алберта и посмотрел на нее, гадая, что он может ему предложить. Он бы мог принять сторону отца в этой трагедии, рассказать всем, какой он хороший человек, как тяжело, до изнеможения он работает, и что, может быть, он немного сноб и формалист, но по-своему добрый и отзывчивый. Дэнни не был уверен, что все, о чем он подумал, так было нужно этому репортеру для очередной его газетной статьи, несмотря на то, что тот ему говорил.

Кроме телефонных звонков и писем жизнь его отца представляла собой скукотищу, притом полную. Дэнни ничего не собирался предпринимать, чтобы как-то посодействовать Лессу Альберту. Он сказал себе, что откладывает какое-либо решение на другой раз. Он открыл кошелек и вернул туда карточку.

— Когда начинаешь работать? — спросил отец, застав Дэнни врасплох.

После разговора с мистером Тейлором, объяснившим ему, почему его не примут на работу, у него лишь осталась смутная надежда на то, что он где-нибудь все-таки устроится. В разговоре с родителями Дэнни начал избегать этой темы, и когда отец его об этом не расспрашивал, он чувствовал себя спокойней.

Но в этот момент, когда Дэнни проходил через гостиную после обеда, то от вопроса, заданного отцом он оцепенел. Он собирался этим вечером начать говорить с ним, рассчитывая на компромисс: получить добро на то, чтобы начать брать уроки вождения. Но тут вдруг ему пришлось защищаться.