— Отстала? Ты? — удивленно спросил Джимми. — Неужели ты думаешь, что я в это поверю?
— Но это так. — Одетта отвела влажные волосы у него со лба, но он даже на нее не посмотрел. — Прежде чем я запала на Калума, у меня были всего две или три связи, но любви при этом я не испытывала. Я убедила себя, что в жизни настоящих чувств не бывает и встречаются они только в кино. Кстати сказать, это помогло мне впоследствии преодолеть свою безответную любовь к Калуму.
А потом на моем горизонте неожиданно появился ты. Стал присылать цветы и приглашать на обед. Я, конечно же, не поверила в твои чувства. Во-первых, я страдала от безответной любви к Калуму, а во-вторых, как я уже говорила, вообще не верила тогда в любовь. Главное же, я не верила в то, что кто-нибудь может меня полюбить. По этой причине мне не дано было понять, что рядом со мной оказался человек, которого я ждала всю свою жизнь.
Ну а потом моя жизнь пошла под откос, я потеряла все, что имела, даже остатки самоуважения, и стала сторониться людей. Боялась, что если я подпущу кого-нибудь слишком близко, то этот кто-то станет ковыряться в моих ранах, насмехаться надо мной, причинит мне боль…
— Но я оказался слишком настойчивым? — произнес Джимми, отваживаясь наконец посмотреть ей в глаза. — И сумел преодолеть твою оборону?
Она согласно кивнула:
— Да, лишь то неустанное внимание, которое ты ко мне проявлял, позволило мне взглянуть на жизнь по-иному. Я поняла, что чувства бывают не только в «мыльных операх», но и в реальности. Я даже поверила в то, что ты сможешь починить мне душу — точно так же, как ты починил элктропроводку у меня на мельнице. Я не учла одного — что у тебя на душе тоже могут быть раны, причем не менее болезненные и глубокие, чем у меня самой. Короче говоря, я считала, что ты — в силу своей порядочности и неиспорченности — не сможешь меня понять, если я расскажу тебе правду о себе, Калуме и Флориане. И потом — мне было очень стыдно о таком тебе рассказывать. Мне казалось, что после этого я уже никогда не смогу заниматься с тобой любовью…
— Бедняжка… — прошептал Джимми, заключая ее лицо в ладони.
— Для меня было крайне важно сохранить твои любовь и уважение, поскольку я поняла, что они идут от сердца, и другого шанса встретить человека, который по-настоящему меня бы любил, у меня, скорее всего, не будет. Это не говоря уже о том, что к тому времени я тоже тебя полюбила, хотя и боялась себе в этом признаться. Но что есть любовь, если не единение душ и тел? Поэтому нет ничего удивительного в том, что ты, просмотрев ту злополучную пленку, решил, будто душа у меня окончательно умерла, и не захотел моего тела… — Одетта не могла более сдерживаться и разрыдалась.
— Неправда! Это я во всем виноват…
— Я люблю тебя, Джимми, — воскликнула Одетта, улыбаясь сквозь слезы. — Самое большое счастье для меня — это любить тебя, целовать тебя, быть рядом с тобой. И мне не надо в любви излишеств и новомодных изысков. Я хочу, чтобы ты оставался таким, каков ты есть — пусть даже ты несколько закомплексован и консервативен в сексе. Кстати, я и сама такая…
Джимми неожиданно вскочил с постели, в мгновение ока сбросил с себя свитер, брюки и трусы и предстал перед ней обнаженным. Когда Одетта увидела его эрекцию, у нее от удивления расширились глаза.
— Что ж, — с улыбкой сказал он, снова подступая к постели. — Если у меня нет склонности к новомодным штучкам, это вовсе не означает, что я не способен ублажить женщину старым добрым дедовским способом.
— …Время почти вышло, — сообщила Эльза, посмотрев на часы. В ее распоряжении осталось пять минут, чтобы добежать до нас и переодеться. |