ГЛАВА V
Ужасная катастрофа
Настал день суда. Все великие вассалы и ленники Бранденбурга собрались в зале суда, в герцогском замке. Все места были заняты, — негде было упасть яблоку. Конрад, облаченный в пурпур и горностай, возседал в кресле перваго министра, а по обеим сторонам его разместились все главные судьи герцогства.
Старый герцог, отдав приказ, чтобы следствие и суд по делу его дочери велись без малейшаго послабления, с разбитым сердцем слег в постель. Дни его были сочтены. Бедный Конрад умолял, как будто бы дело шло об его собственной жизни, разрешить ему устраниться от тяжелой обязанности быть судьей своей двоюродной сестры, но никто не в праве был исполнить его мольбу. И теперь, во всем этом большом собрании печальнее всех билось сердце Конрада и радостнее всех сердце его отца: без ведома своей дочери старый барон Клюгенштейн прибыл в столицу и, торжествуя в эту минуту великое счастье своего рода, стоял в толпе других рыцарей.
После того как герольды торжественно провозгласили открытие заседания и были исполнены все другия обычныя обрядности, встал старейший из судей и сказал:
— Обвиняемая, подойдите сюда!
И несчастная принцесса предстала пред взоры пышнаго собрания.
— Светлейшая принцесса, — продолжал главный судья, — пред высшим судилищем государства Ваша Светлость обвиняетесь в том, что родили ребенка вне законнаго брака. По древним законам страны это преступление карается смертью, за единственным только исключением, которое сейчас обяснит Вашей Светлости наш правительствующий князь, всемилостивейший герцог Конрад. Обратите внимание на его знаменательныя слова.
Конрад дрожащей рукой приподнял скиптр… В эту минуту под грозными латами его женское сердце сочувственно содрогнулось над участью несчастной принцессы и на глазах его показались слезы. Он открыл уже уста, чтобы начать речь, но старейший судья быстро обратился к нему:
— Не здесь, ваша светлость, не здесь! Закон воспрещает произносить судебныя решения над членами герцогскаго дома, иначе как только с герцогскаго трона!
Ужас охватил несчастнаго Конрада; дрожь пробежала под железными доспехами его стараго отца. Конрад не был еще коронован, — он не смел войти на герцогский трон.
Бледный от страха, он медлил. Но он должен был сделать это. На него уже обратились удивленные взоры собрания, — еще минута нерешительности, и удивление перейдет в подозрение… Он взошел на трон и, потрясая еще раз скиптром, произнес:
— Подсудимая! Именем нашего всемилостивейшаго владыки, герцога Ульриха Бранденбургскаго, я исполняю порученную мне торжественную обязанность. Будьте внимательны к моим словам. Древний закон страны осуждает вас на смерть без покаяния, если только вы не согласитесь назвать и выдать суду имя соучастника вашего преступления. Имейте это в виду и спасите себя, пока еще это не поздно! Назовите отца вашего ребенка!
Торжественная тишина воцарилась над великим судебным собранием. Тишина эта была так глубока, что каждый слышал биение собственнаго сердца. И тогда принцесса, с глазами, горящими ненавистью, медленно повернулась в сторону Конрада и, указывая на него пальцем, твердо произнесла:
— Этот человек — ты!
Как при виде смерти, содрогнулся всем телом Конрад, сразу поняв неминуемую теперь свою гибель. Что на свете могло теперь спасти его? Опровергнуть обвинение было возможно только в том случае, если он раскроет тайну, что он, сидящий ныне на герцогском троне, - женщина, а за это некоронованной женщине закон определял опять-таки смерть.
И вот в одно и тоже мгновение и Конрад, и его упрямый, престарелый отец в обмороке рухнули на пол…
Разрешение этой ужасной, захватывающей дилеммы вы не найдете ни в этом романе, ни в каком другом. |