(Из личного дела):

"Хорошо воспитан, можно назвать светским человеком. Вино пьет редко и мало. Отношения в семье: влюблен в жену…Общее развитие: среднее, способности не особенно большие, соображает туго. Иногда требует понуждения…Служебный такт с подчиненными: посредственен, кричит и шумит без толку. Отношение к нижним чинам: не понимает характера русского матроса совершенно, думает громким криком нагнать страха, любовью и авторитетом не пользуется".

В это же время. Чёрное море.

Адмирал Фишер посмотрел на циферблат дорогих карманных часов и сдавил луковицу так, что хрустнул нежный серебряный корпус. Как раз в этот час, когда на Балтике Керзон-Хау форсирует Ирбенский пролив, а на Тихом океане Того приступает к уничтожению эскадры Макарова, здесь, в этой тесной стамбульской луже, его корабли снова беспомощно толкутся перед минными заграждениями. Один из тральщиков, пытавшихся снять русские мины, уже затонул, еще два погружались. На корме «Викториеса» разгорался пожар и непохоже, чтобы русские испытывали недостаток в снарядах. Адмирал сжал зубы и выпалил обиженно, как лишенный праздничного пудинга ребенок:

— ОН ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ ОДИН!

Окружающие адмирала офицеры испуганно оглянулись и непонимающе уставились на командира. Ну что он мог им пояснить? Рассказать, как начальник Директории клялся и божился, что адмиралу Рожественскому передан приказ тайной русской организации оставить у минных заграждений только один броненосец, отослав все наличные силы, якобы, на помощь десанту? Тогда он будет выглядеть еще глупее. Где и когда Гранд флит зависел от решений туземцев? Это значит даже не потерять лицо, а расписаться в собственной беспомощности!

Ему захотелось треснуть по ограждению мостика подзорной трубой, но, по имеющейся информации, это было привычкой его визави адмирала Рожественского, а Фишер искренне презирал этого русского по двум прямо противоположным причинам сразу. Офицеры на мостике «Коллингвуда» могли бы объяснить, что русские слишком хорошо отработали ротацию броненосцев даже после потери «Потемкина», но никто не рисковал вызвать на себя гнев адмирала, впавшего после персидской неудачи в состояние берсерка.

— Что пом-помы? — наконец, обратился он к флагманскому артиллеристу.

— У них слишком малая скорость снаряда, сэр, — ответил тот. — Мы поставили четыре таких аппарата на тральщики, но они просто не добивали до русской «Свиньи». Противник изрядно расстроился и начал бить по этим кораблям целенаправленно, потопив два из них. Видимо «Свинья» специально наводила русских артиллеристов на своих потенциальных обидчиков.

— И что будем делать?

— Я уже заказал разработку и доставку разрывных снарядов для трехфунтовок, сэр. Они должны исправить положение. Но неизвестно, когда необходимый запас боеприпасов будет изготовлен и доставлен.

— Я вам скажу: их доставят, когда у нас вообще не останется тральщиков! Завтра мы с Вами едем в Стамбул, пора встряхнуть это болото. Ладно. Каковы повреждения «Илластриес» и «Викториес»?

— Небольшие, сэр. У «Илластриес» — близкий разрыв фугаса, незначительная фильтрация воды — мы прекратили ее, поставив подпорки. У «Викториес» обгорела кормовая надстройка. Некритично…

— Ладно. Возможно, на этот раз отступление — правильное решение. Но это был наш последний отход, джентльмены.

Глава 20. Рыцари плаща и кинжала. Продолжение

20 мая 1902. САСШ. Нью-Йорк.

— Меньше всего я хотел обращаться за помощью к Вам, Мария Александровна! Но у меня просто не остаётся иного выхода. Вы — единственная, у кого есть возможность попасть в клуб Джекил, а времени создавать новую легенду для кого-либо еще уже не осталось.