Генерал был ключевой персоной во всей сложной шахматной партии, где с одной стороны за доской сидели лорд Китченер и князь Львов, а с другой — управление контрразведки Шершова с сонмом личных служб императора, в количестве и хитросплетении которых Игнатьев уже отчаялся разобраться. Грибский, в соответствии с этой игрой, был успешно вовлечен в заговор, как обойденный чинами и наградами после подавления восстания боксеров. За него, знающего местную специфику и географию, с удовольствием ухватились и англичане, и заговорщики, с ходу назначив командиром отряда, предназначенного для захвата золотого и алмазного запаса в Агинском дацане и последующего соединением с британо-японским экспедиционным корпусом.

Грибский развил бурную активность, сбивая из разношерстного материала линейные подразделения, нещадно гоняя их на плацу и постоянно откладывая прорыв к заветному дацану, ссылаясь на отвратительную слаженность и плохую выучку подчиненных. Ничего не понимавший в военном деле князь Львов недовольно морщился, но в целом с генералом соглашался — контингент был не из легких. Паркетные войска незаменимы в дворцовых интригах и столичных переворотах, а в условиях бездорожья и тайги…. Нет уж, пусть британцы и японцы сами таскают золотые и алмазные каштаны из огня!

Львов даже не догадывался, что операция с внедрением Грибского к заговорщикам была спланирована императором задолго до его принятия на себя обязанностей "Фалька", сразу после первой встречи с генералом в Ликани и медлительность генерала не связана с необходимостью повысить боеспособность революционной повстанческой армии, а имеет целью ожидание момента, когда вокруг штаба мятежников сомкнется кольцо верных императору войск под предводительством соратника Грибского по Приамурью генерала Чичагова. Это должно случиться со дня на день и вот тогда потребуется действовать быстро и решительно, а тут такая неприятность…

Изнывающий от скуки великий князь Борис Владимирович принялся ухаживать за сестрой милосердия княгиней Гагариной. Она дала ему пощёчину и пожаловалась Грибскому. Тот вызвал великородного хама и сделал замечание. Борис обиделся: «Вы забываете, генерал, что говорите с великим князем». Грибский рассердился: «Молчать, руки по швам!» Тогда великий князь, не говоря ни слова, выхватил револьвер и выстрелил в генерала. Стрелок из него был настолько посредственный, что при выстреле в упор пуля попала в плечо по касательной. Князя повязали и засунули под домашний арест, а у Игнатьева, проклинающего себя, что не углядел за шустрым великокняжеским подопечным, теперь болела голова. Кто поведет повстанческий революционный отряд в заранее заготовленную для него ловушку?(*)

— А, поручик, заходите, не стесняйтесь, — Грибский удивительным образом узнавал людей по звуку их шагов, — доктор, оставьте нас ненадолго, сами понимаете, служба не ждёт.

— Ну что, побывали у этого паршивца? — поинтересовался генерал, подождав, пока за доктором закроются двери.

— Так точно. Спокоен. Даже весел. Вины за собой не чувствует. Сетует, что вообще связался с военной службой, мешающей ему жить в своё удовольствие.

— Ну а Вы?

— Возразил, что жить в свое удовольствие — удел плебея. Благородный стремится к порядку и закону.

— Эко вы дерзко, голубчик!

— Это не я, Николай Михайлович, это Гёте.

— И Вы таким образом собирались его уязвить? Думаете, что “золотая молодежь” знает Гёте?

— Простите, господин генерал, но я вроде тоже “золотая молодежь”.

— Ах, граф, не придирайтесь к словам. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю… И знаете, я уже немолодой человек, но только сейчас, получив пулю от того, чьей семье присягал на верность, осознал, какой разрушительной силой обладает великий князь Борис Владимирович и ему подобные.