Изменить размер шрифта - +
Обещаю — я займусь этим вопросом немедленно, но что касается финансистов в качестве первичной цели революции, мне кажется, в вас просто говорит некоторая зависть к их свободе и могуществу.

— Можете считать и так, — погасив огонь в глазах, в обычной, спокойной манере усмехнулся император. — Поэт Генрих Гейне был хорошо знаком с Ротшильдами, он так описывал одного из членов этой семьи: «Я предпочитаю встречаться с бароном у него в конторе, чтобы наблюдать, как люди… пресмыкаются перед ним. Здесь вы увидите такие изгибы позвоночника, которые трудно повторить даже самому умелому акробату. Мне доводилось быть свидетелем того, как, подходя к барону, человек судорожно складывается вдвое, словно прикоснувшись к вольтовой батарее»… Так что Вы правы — их власти можно позавидовать…

Император, совершенно неожиданно для революционера, аккуратно взял его за пуговицу пиджака и слегка потянул к себе так, что взгляды их встретились. Глуховатый, как будто надтреснутый голос монарха гипнотически тихо начал вливаться в уши, замещая собой все остальные дворцовые звуки:

— Вы умный человек и обязательно рано или поздно почувствуете опасность, исходящую от международного финансового интернационала, гораздо большую, чем от отечественных фабрикантов. Капиталисты-предприниматели, конечно, не ангелы. Но, во-первых, они, в отличие от банкиров, заняты выпуском материальных благ, являются организаторами производства, выполняют действительно общественно полезную функцию. Во-вторых, они находятся в таком же неустойчивом состоянии, как и рабочие, которых эксплуатируют. В условиях высоких рисков и при весьма скромной, в сравнении с банковским делом, прибыли они запросто могут лишиться своего дохода, а при определенных обстоятельствах даже оказаться в долговой яме. За производственника легко ухватиться — завод через границу не перетащишь и в подземном хранилище не спрячешь. А вот финансисты — они, как скользкая змея, всегда могут вывернуться и ухватить их не за что. Недвижимости у них нет, средств производства — нет, иногда даже наемных рабочих нет, а эксплуатация есть. Они вненациональны и потому крайне опасны…

— И как же же Вы планируете бороться с таким смертельно опасным врагом, находящимся за пределами вашей юрисдикции, имея на руках порочных и недалёких союзников? — спросил Ленин, освобождая пуговицу из прокуренных пальцев императора и отстраняясь от него, — как собираетесь преодолеть преклонение перед Западом жадной и циничной российской элиты, избалованной французской кухней и швейцарскими курортами? Они же Отечество продадут, не задумываясь!

— Как раз используя их жадность и цинизм, — голос монарха обрел привычную жесткость. — Отечественный капитал, пропустивший через себя последнюю войну, столкнувшийся в жестокой схватке с самым опасным и хитрым противником — Британией, уже понял, что можно не только защищаться, но и нападать, не только отбиваться от западных обманщиков и грабителей, но самим обманывать и даже грабить Запад… Знаете, что мне сказали братья Рябушинские? За этот год многие с удивлением обнаружили, что отнимать деньги у Запада проще и главное — прибыльнее, чем продавать ему своё Отечество. И что лично для меня оказалось сюрпризом, отечественные буржуи оказались стократ зубастее и последовательнее в отстаивании интересов России, чем домотканые посконные славянофилы и всеядные интернационалисты.

— А зачем Вам тогда наша партия? Мы не собираемся поддерживать буржуазию, даже самую патриотичную.

— А Ваша партия, Владимир Ильич, необходима, как та самая щука, чтобы карась не дремал, чтобы порочная, циничная и жадная отечественная элита не забывала — обманывать, грабить иностранных банкиров и капиталистов гораздо проще, безопаснее и выгоднее, чем собственное население.

Быстрый переход