Командуйте, Николай Эдуардович!
— Сигнальный! «Громобою» держаться позади. Котлы раскочегарить, быть готовым дать полный ход, когда они удирать начнут.
— Не хотите спугнуть, Николай Эдуардович?
— Не хочу. Огонь откроем с сорока кабельтовых, проверим, достижимы ли с этой бандурой пятнадцать процентов попаданий на такой дистанции. А пока пожалте в рубку, Николай Иваныч. Если я вас не уберегу после того, как Вы нас через полсвета провели, мне государь лично голову оторвет. Да Вы не грустите, господин адмирал, к тому все идет, что из наших мы с Вами первыми счет откроем.
— Дай-то Бог, Николай Эдуардович, дай-то Бог. И что же господин Камимура здесь забыл, без единого броненосца?
— Думаю, наши разговоры в Жемчужной Гавани сыграли. Степан Осипыч приказал не скрывать, куда мы направляемся… Англичане после Монтевидео и Мадагаскара на всю голову пуганые. Они или чисто на всякий случай крейсера послали, не веря, что мы и правда сюда пойдем, или океан сторожат. Ведь наши бронепалубники у всего японского побережья шумят. Эй, на дальномерах! Заснули?!
— Дистанция до головного пятьдесят, скорость сближения четыре в минуту!
— С сорока открываем огонь средним калибром, — распорядился командир броненосца. — КДП, вносите поправки.
Через полторы минуты носовая башня и борт первого японского крейсера расцветились вспышками, залп лег с небольшим перелетом, а еще через пятьдесят секунд носовой плутонг левого борта самого «Ретвизана» глухо ухнул, отправляя в полет три пятидесятикилогаммовых снаряда. Еще секунд через пятнадцать звякнул звонок, и телефонист доложил:
— На первом тридцать девять, недолет два, по целику — лево три!
Пушки ухнули снова, игнорируя пенные столбы от японских снарядов, образовавшиеся на сей раз с сильным недолетом.
— На первом тридцать шесть, перелет ноль пять, по целику хорошо!
— Еще два залпа и открывайте огонь главным калибром, — распорядился Щенснович. — Будьте готовы к тому, что после первого, край после второго залпа, японцы пойдут на разворот и попытаются удрать: всплески от наших снарядов ни с чем не спутаешь. На Телефункене! Через двадцать секунд начинайте глушить эфир. Передадите приказ «Громобою» на преследование или мне распорядиться, Николай Иванович?
— Командуйте, капитан, командуйте. Как думаете, не уйдут?
— От «Громобоя» с его свистелками? И когда у него ямы только на четверть полны? Авизо может и уйдет, а вот броненосные… Нет, не убегут, господин адмирал, ни при каких обстоятельствах. Даже если «Громобою» ход собьют, у них перед нами всего два узла преимущества, а значит, с сорока до восьмидесяти кабельтовых они час отрываться будут. При десяти процентах попадания мы в них два десятка снарядов вколотим, а Дабич все три.
Адмирал кивнул. По всем расчетам выходило, что совершившие ошибку японские броненосные крейсера подписали себе смертный приговор. Капитан тем временем продолжал
— И не обижайтесь Вы на Степана Осипыча, господин адмирал, он и сам очень хотел во Владивосток. Опять же, пакет под императорской печатью так просто в собственные руки не дают. И ждут Вас, Николай Иванович, большие хлопоты. Ну а мы под Вашим флагом таких дел натворим…
Адмирал Небогатов, слегка приободренный после внезапной, как ему казалось, и уж совершенно точно незаслуженной опалы, державшей его в депрессии с самых Гавайских островов, криво усмехнулся, но ответить не успел: обе башни главного калибра жахнули так, что все в рубке инстинктивно присели.
* * *
— Что это? Как это?.. — ошеломлённо произнес Камимура, упёршись взглядом в гейзер, взметнувшийся перед носом "Идзумы”. |