– Его религия, как и любая другая, дает утешение, но дело не столько в утешении, как в обещании вечного блаженства. Впрочем, у него и проповеди интересны, уж поверьте. Все лучше, чем ежедневная телемуть. А проповедует он вот что. Тому, кто часто ходит в Храм, истово молится и охотно жертвует, предоставляется возможность заглянуть в рай.

– В рай? – Я торопливо перерывал свои познания в рудиментарной теологии.

– В рай. Да неужели ты о нем ничего не слышал? Неужели в твоей религии...

– Папа атеист, – сказал Джеймс. – Как и все мы, ди Гризы.

Вивилия многозначительно усмехнулась.

– Что ж, не мне вас судить. В наш век реализма и социального равенства таких, как вы, большинство. Но у этой медали есть и оборотная сторона – обожествление рутины, возведение прагматизма в культ. Тоска смертная. Поэтому нет ничего странного в том, что самые чувствительные из нас ищут высший смысл бытия...

Наступил мой черед многозначительно усмехнуться. Но снисходительная Вивилия притворилась, что не заметила.

– Мне бы не пришлось этого объяснять, если бы ты прилежнее учился в школе и не прогуливал уроки прикладной теологии. После смерти все мы попадем на небеса, и тот, кто при жизни вел себя хорошо, получит в награду вечное блаженство. Те же, кто вел себя плохо, отправятся в ад – на вечные страшные муки. Я понимаю, все это выглядит слишком упрощенно и нелогично. Так показалось и мне, и всем остальным девушкам, когда мы впервые услышали о небесах и преисподней. Однако возможность побывать в этих местах, по крайней мере, с кратким визитом, придает им весомость и осязаемость. После того, как я сама там побывала, у меня основательно поубавилось недоверия.

– Гипноз, – предположил я.

– Ха! Джимми, это же слово я услышала от Анжелины. Она тоже поджимала губы и фыркала, точь‑в‑точь как ты. А я ей на это ответила, что все мои подруги, побывавшие в раю, пережили в точности те же ощущения, что и я. Уж поверь, я способна отличить гипнотическое наваждение от реальности. Нет, это был вовсе не транс. Не могу описать сам перенос в рай, но я там была, честное слово. Одной рукой магистр Фэньюимаду держал меня, а другой эту редкостную тупицу Роузбадд. Она слишком бедна умом, чтобы ее можно было загипнотизировать. Но в раю мы видели друг друга, и у нас остались схожие впечатления. Там так чудесно, так красиво – даже слов не подобрать. И... здорово воодушевляет. – Она запнулась и покрылась легким румянцем.

Воодушевление было не в ее стиле.

– Анжелина тоже побывала в раю? – спросил я. – Мне она ни о чем подобном не рассказывала.

– Я тоже ни о чем подобном не могу рассказать. Не имею привычки совать нос в чужие дела.

Она притворилась, будто не заметила моей поднятой брови. Я понял, что ничего нового здесь не узнаю. Сейчас она скажет: "Вы и сами могли бы увидеть рай, если бы верили". Не женщина, а твердыня веры.

Она вдруг резко сменила тему – предложила Джеймсу взглянуть на дом и взяла его под руку. Я вдруг почувствовал себя третьим лишним. Отпускать моего сына за здорово живешь она явно не собиралась, но, к счастью, из космопорта позвонил Боливар, и нам не пришлось искать повод для бегства.

По пути в космопорт я вдруг поймал себя на том, что скалю зубы и все сильнее злюсь.

– Р‑р‑р‑р! – сказал я наконец.

– Недурной рык, папа. Нельзя ли узнать его причину?

– Можно. Джеймс, я в ярости. Слишком много загадок, и одна из них загадочнее всех.