О конгрессмене Чарли Уилсоне, который тоже был в деле — Авратакис не сказал никому, даже Роберту Гейтсу.

— Черт, эти армяне настоящие волшебники!

— Завтра, Чарли, хорошо? И будь в форме.

Авратакис положил трубку и попытался прислушаться к себе — почему он не рад этому. Ведь новое начало сопротивления в Афганистане — это разве не хорошо?

Но проклятое чутье говорило о приближении большой, очень большой беды. Он не мог понять какой — но она приближалась…

СССР, Москва. 12 сентября 1988 года

Полковник государственной безопасности Владимир Попов не питал никаких иллюзий относительно этого. И потому, сойдя с самолета Арианы, выполнявшего рейс Москва — Кабул — он и не подумал назвать улицу и номер дома в Кузьминках, куда переехала его семья. Он понимал, что в Москве он, возможно, не несколько часов — и растравливать душу не стоит.

Он давно уже жил урывками — так он сам это называл. Его считали ценным специалистом — наверное он таковым и был — и потому на семью из трех человек ему дали новую, трехкомнатную квартиру в новом микрорайоне Москвы. Это произошло всего лишь две недели назад. Но даже это — не искупало того, что пока его семья переезжала — он сидел в Мазари-Шарифе и разбирался, что ко всем чертям происходит. А до этого — он разбирался в Молдавии, в Таджикистане, в Узбекистане, на Украине и черт знает, где еще.

Полковник Владимир Попов, один из самых молодых офицеров в КГБ с таким званием — был офицером Особой инспекции КГБ СССР, небольшого, не афиширующего свою деятельность подразделения с опасно широкими полномочиями. Это была одновременно и учебная часть и контрольно-ревизионное управление и группа опытных агентуристов и следователей, предназначенная для расследования и раскрытия преступлений в самом КГБ. Попасть в это подразделение было невероятно сложно, достаточно было сказать, что каждый кандидат должен был получить одобрение Председателя КГБ. Из этого же подразделения — черпались кадры, когда нужно было срочно заменить председателя какого-нибудь краевого областного или даже республиканского УКГБ — обычно, инспектор Особой инспекции, выведший прежнего председателя на чистую воду, подходил для этого как нельзя лучше. Именно поэтому — назначение в этот отдел давало возможность сделать критически важный шаг, от простого, пусть и хорошего работника, до руководителя — особые инспекторы работали не за страх, а за совесть, а большая часть сотрудников КГБ их люто ненавидела.

Пройдя, как и все советские граждане, таможню — он не вез ничего, потому прошел быстро — полковник вышел в засраннный зал аэропорта. Грязь с улицы несли сюда, уборщица лишь бессмысленно возюкала грязной тряпкой, разгоняя грязь по полу. Когда он выходил из аэропортовского автобуса — дождя еще не было, но сейчас он снова пошел…

И, тем не менее, это была родина. Место, где все свои и где не стоит опасаться ножа в спину, в отличие от некоторых мест, где он бывал раньше — где из советского только паспорта у людей, да красные флаги.

— Полтинник, командир?

Полковник коротко глянул на подскочившего водилу. Обнаглели… хотя в Ташкенте таким же милым и бесцеремонным образом предлагают «заразу», то есть наркотик. Эх, яблочко, куда ты катишься…

— Поехали…

Водила вывел его к новой восьмерке. Машина относительно новая, в потоке она еще выделялась, хотя вроде еще Москвич в серию пошел. Полковник стоял в очереди на машину, и для него это было немаловажно.

Дождь пошел сильнее. Дворники исступленно метались по стеклу…

— Как? — несколько отстраненно спросил полковник, положив две сиреневых бумажки с портретом вечно живого на приборную панель.