– Как видишь, меня рано списывать со счетов.

Человек усмехнулся, но усмешка была невеселой.

– Тюленев с тобой?

– Мы давно не летаем вместе. В «Звезде» остались только Эллис и Матвиенко. Остальные новички.

– Слышал, он осел в Калининграде, с женой и детьми.

– Это правда, – согласился с собеседником Соколов.

– Кто это? – прошептала из-за плеча Джейн. Сергей покачал головой и приложил к губам указательный палец. Девушка нахмурилась.

– Сергей, – продолжил обладатель усталого голоса, – так уж сложилось, что теперь мы на разных сторонах баррикады. Ты сражаешься на стороне Союза, я работаю на Консорциум. Существует вероятность того, что наши ребята встретятся друг с другом в бою.

Лицо Соколова стало непроницаемо мрачным.

– Ты воссоздал «Алмазных воинов»?

– Правление Консорциума оказалось щедрым, я получил хорошую денежную подпитку и шанс на возрождение эскадрильи. Впрочем, от нашей группы осталось только название. Мои ребята зеленые новички, за их плечами нет боевого опыта.

Соколов оставил за спиной громаду заправщика и двинулся вдоль края бетонки. Звук ревущих насосов мешал полковнику думать.

– Вольфрам! – мягко сказал Соколов. – Вернуть прошлое невозможно, нашей эскадрильи нет и больше не будет. Я искренне рад, что ты вернулся в строй, но твои ребята никогда не будут такими, как погибшие парни. Ты пытаешься построить свой бизнес, эксплуатируя магию имени. Это смертельно опасная ошибка! Твои ребята молоды, но бить их будут как «ветеранов». Ты к этому морально готов, не боишься писать некрологи?

– Мои ребята быстро станут профессионалами, а удача будет на моей стороне.

– Ты говоришь так, потому что никогда не писал письма погибшим матерям, а я писал. Я знаю, что это такое, и никогда не пожелаю тебе пережить те чувства, что возникают при написании подобного письма.

Собеседник Соколова фыркнул.

– Подумать о похоронках мы всегда успеем. Звонил я не для этого, хотелось поговорить с тобой о сложившейся ситуации.

– Я слушаю, Вольфрам.

– Устал говорить по-русски, перехожу на немецкий. Ваши окончания сводят меня с ума, я постоянно в них путаюсь.

Сергей улыбнулся. Анализируя свои лингвистические просчеты, Вольфрам не упомянул свой ужасный акцент.

– Я думаю, что нам надо восстановить рыцарское соглашение, касающееся воздушной войны. Я могу потерять несколько самолетов, но терять пилотов из-за банальной ненависти врага мне совершенно не хочется. Ты же знаешь, что ненависть порождает кольцо мести, разорвать которое невозможно.

– Допустим. Другие эскадрильи поддержат наше соглашение?

– Надеюсь. Завтра с утра я позвоню всем адекватным командирам Консорциума и узнаю их точку зрения. Ты сам, Сергей, с моим предложением согласен?

– Согласен! Придерживаемся стандартных запретов: безоружных не сбивать, катапультировавшихся не расстреливать, пилоты и машины, оказавшиеся на «той» стороне фронта, считаются интернированными до конца конфликта. Я что-то забыл?

– Поиски сбитых пилотов проводим совместно. Поисковые вертолеты и экранопланы считаются неприкосновенными. Машины, истратившие ракеты, могут сдаться, включив «безоружный» маячок. Договор начинает действовать с первых минут вооруженного противостояния.

Полковник согласился со словами товарища и бодро заметил:

– У меня возражений нет.

– Есть еще один момент, Сергей. Я должен рассказать тебе о нем, потому что мы были братьями по оружию. На аэродроме подскока в Ньюфаундленде я видел E-9A. Самолет экспериментальный, принадлежит американским ВВС, но находится в распоряжении Консорциума.