|
Наверное, у него было слабое горло, так как он не выпускал изо рта эрзац сигару, что придавало ему еще более шутовской вид. – Вы начинаете мне докучать! – раздраженно сказал комиссар. – Может, скажете, как вы узнали, что сегодня утром я буду здесь? – Я этого не знал. – Тогда как вы здесь оказались? Не станете же вы уверять, что увидели меня случайно? – Нет! Его реакции были замедленными, как у гимнастов мюзик холла, именующих себя акробатами флегматиками. Он смотрел прямо перед собой своими желтыми глазами так, как смотрят в пустоту. И говорил монотонным печальным голосом, словно произнося бесконечные слова соболезнования: – Вы злитесь на меня, господин Мегрэт… – Это не ответ на мой вопрос. Как это получилось, что вы оказались сейчас здесь? – Я шел за вами следом! – От самой уголовной полиции? – Нет, еще раньше… От самого вашего дома… – Значит, вы сознаетесь в том, что шпионите за мной? – Я не шпионю, господин Мегрэт. Я слишком вас уважаю и даже восхищаюсь вами! Я же сказал вам однажды, что буду вашим сотрудником… И он тоскливо вздохнул, рассматривая свою эрзацсигару, раскрашенную на конце под пепел. Газеты не писали об этом деле, за исключением одной, которая, получив информацию Бог весть откуда, чрезвычайно осложняла задачу комиссара. «У полиции есть все основания полагать, что польские бандиты, включая Стана Убийцу, находятся сейчас в Париже». Так оно и было, но лучше бы об этом молчали. Некая польская банда, о которой почти ничего не было известно, за четыре года совершила пять разбойных нападений на фермы на севере страны, причем действовала она всегда одинаково. Прежде всего всякий раз речь шла об удаленных фермах, принадлежавших старикам. Кроме того, нападения неизменно совершались в один из вечеров во время ярмарки, когда у фермеров была кругленькая сумма наличных денег после продажи скота. Ничего «научного» не было в этом методе. Просто зверское нападение, какие бывали во времена бандитов с большой дороги. И совершенное презрение к человеческой жизни. Поляки убивали! Убивали всех, кого находили на фермах, даже детей, зная, что только так им удастся остаться неопознанными. Сколько их было – двое, пятеро или восьмеро? Во всех случаях люди замечали грузовичок. А один мальчуган двенадцати лет клялся, что видел среди них одноглазого мужчину. Кое кто утверждал, что на лицах у бандитов были черные маски. Одно было очевидно: фермеров убивали ножами, точнее, им перерезали горло. Это дело не касалось Парижа. Им занималось множество мобильных бригад. В течение двух лет тайна оставалась нераскрытой, и это волновало жителей сельской местности. И вот из окрестностей Лилля, где поселки – настоящие польские анклавы на французской земле, поступило неопределенное сообщение, источник которого не удалось установить. – Поляки утверждают, что это банда Стана Убийцы… Но когда стали допрашивать по одному жителей поселков, большинство которых не говорило по французски, они либо ничего не знали, либо бормотали: – Мне так сказали… – Кто сказал? – Не знаю… Забыл… И вот во время совершения одного из преступлений недалеко от Реймса удалось спастись одной служанке, спавшей на антресолях, о которой бандиты ничего не знали. Она слышала, что убийцы говорили на каком то языке, похожем на польский. И заметила еще, что на лицах у всех маски из черной ткани, что один мужчина кривой, а у другого, гиганта почти двухметрового роста, все лицо заросло бородой. Тогда в полицейской среде их стали именовать по кличкам: Стан Убийца… Бородач… Одноглазый… Шли месяцы, никаких новостей не было до того дня, как один инспектор сделал открытие. |
