— Это было? — спросила одними глазами. Он кивнул. Было. И есть…

… Был кошмар. Славку било и трясло, и выворачивало, как белье в руках прачки, пока не прибежала знахарка. Сунула ему в зубы какой-то корешок, пошептала непонятные слова, мазнула знаком-оберегом. Утихло. Зареванная Инка подхватила полумертвого Славку на руки и утащила домой. Хотел бежать следом, остановили. Сразу сказали — вот Ингмар и сказал. Он дядька опытный, он такого понавидался… И так, и сяк, и наперекосяк…

— Было… и вот это тоже…

… Худенький мальчишка в зеленой футболке с ежом сидел на диване с ногами и, закусив губу от усердия, выводил кривоватые буквы на большом белом листе бумаги. На листе к тому времени уже обозначились контуры пузатой вазы и довольно тяжеловесного розового букета. Цветы в нём больше напоминали капустные кочаны, зато листики у них точно были хороши — зеленые, сочные, резные. Надпись "Мама, с днем ро…" намекала на открыточный характер художества.

— Пап, а маме понравится?

— Обязательно.

Мама как раз в кои-то веки выбралась к подруге. Не выбралась — муж буквально выставил за дверь. Езжай, развейся. За три часа ничего не случится. А если случится, справимся.

Славка снова склонился над листком. Оранжевый торшер раскидал электрические лепестки уюта по комнате, а в газете писали про новый национальный проект. Искусственная благодать.

— У меня розы не очень красивые… — озабоченно сдвинул брови. Глаза у Славки мамины — чистые, родниковые, зеленоватые. Волосы светлые, и непонятно, потемнеют ли со временем, или такими пшеничными и останутся.

— Маме все равно понравится.

— Хорошо бы…

Хорошо… Карандаш зашуршал сточенным носом, розы начали наливаться неестественной краснотой… Где-то далеко ровно урчал завод… черт знает каких изделий, и чего урчал, тоже непонятно… И шурхали изредка шинами автомобили. А в газете писали очень красиво и очень лживо…

Когда Славка болезненно зашипел, сначала не сообразил — не привык.

Карандаш выскользнул из детской ладошки и покатился.

Тело выгнулось и полетело следом… но подхватить успел…

— Не надо… Достаточно… пожалуйста, прекрати…

Нависает, дышит в лицо тяжело.

— Пусти…

— Сама хотела.

— Не надо!

… - Тихо, маленький! Тихо, мой хороший! Шшшш… Антон! Тош, помоги!

Помоги — это держи. Держи и не выпускай. Выкручивает тельце в припадке — косточки совсем мягкие, готовые уже перетечь в пантерьи, но не могут. Мешает им что-то. Хлопья пены. Инка плачет. Плачет, но тоже держит.

Наконец, всё.

— Мам…

— Мой хороший…

Нужно идти на кухню, греть чайник. Заварить еще той травки, которую дала знахарка…

— Зачем ты это мне всё? — щеки мокрые, глаза застит пеленой слез. Страшно. Страшно, когда так близко. Когда видишь… Славка… вот оно что…

Темно. Заоконный свет иссяк. В печке тепло тоже иссякло, сухой жар сменился стылым холодком, побежал по полу.

… - Вы же понимаете, это синдром Райнована. Я тут бессильна. Попробуйте съездить в столицу. Там есть хорошие специалисты по Кошкам. Правда, вряд ли это что-то даст. Это не лечится, насколько я знаю.

— Дайте адреса.

— Пишите…

Суета и туман сборов. Через пелену недельных метаний — столица.