— Дай бог здоровья Фариду, что подсуетился.
— Его на улице убивают сразу, едва он из здания выходит? — Лицо подростка вытягивается. — Причём, точно так же, как отец... отца...
Старшеклассник с перевязанной головой снова отворачивается к стене и смахивает что-то из угла здорового глаза.
— До сих пор не ухватываешь сути? — взрослый игнорирует эмоции парня.
— Пока не могу понять. — Внук успокаивается и продолжает. — Ты сводишь воедино мой проигрыш, опекуншу Хамасаки и этого второго русского, которого пришибло возле суда. Считаешь ещё, что Седьков — не натурал. Как это возможно всё вместе?
— Вот Фарид, даст аллах, это прямо сейчас это для нас и выяснит. — Твёрдо завершает старик. — Или хотя б частично прольёт свет, раз и в суде этому свидетельству ходу не дали.
— Да может и дали, только мы с тобой пока не видим! Это же надо материал из суда качать — а это время.
— Молодец. — Дед снова обнимает внука. — Хорошо, что ты успокоился. Сейчас я тебе покажу, какие секреты иногда хранят потомственные семьи юристов.
— Разве все эти связи не у отца были? — со вздохом отзывается подросток.
— У меня несколько детей, — серьёзно отвечает дед. — Не только жена Фарида и Фархат. Я был бы очень плохим отцом, если бы не знал всего о делах каждого из них.
— Да ну?! — старшеклассник удивляется ещё сильнее. — Хочешь сказать, что можешь без отца материалы получить?
— Ты ещё очень молод, мальчик мой. Самые настоящие игроки — это не те, кто на сцене исполняет главные роли. — Старик усмехается, активируя сразу несколько голограмм. — Сейчас вот здесь попросим — и через четверть часа, с божьей помощью, вон оттуда будем знать всё, о чём говорили в суде.
_______
— ... дедушка, а в школу мне зачем идти?! Ответь прямо!
— Мы не можем оставить без присмотра то, что там может происходить. И того, кто вызывает столько разных интересов разных людей.
— Он же меня опять будет месить.
— Думаешь, ему сейчас будет до тебя?
— Ему всегда будет до меня. Думаю, что я бы на его месте ещё и не так отыгрался бы, если б мог...
— Ты говорил, у него есть вполне конкретная претензия. Отдашь ему деньги — и на какое-то время он затихнет. А там посмотрим — или калиф, или ишак, или он.
— Да с чего ему затихать?! Если я заплатил один раз — значит, смогу платить всегда! Ты меня сам учил! Тот, кто отдал деньги однажды, будет отдавать всегда; надо только продолжать давить!
— Значит, поторгуешься, чтоб облегчить условия. Договоришься, что платишь один раз за неделю, на опт обычно дают скидку. Ты не понимаешь, что сейчас это всё скорее всего вокруг него заворачивается? — старик пронзительно смотрит на внука.
— Дядя Фарид же его сейчас и осмотрит, и допросит в суде? Зачем я нужен в школе? Что ты хочешь ещё выяснить?
— Рашид, всю жизнь не набегаешься, — старший вздыхает. — Ну и, раз уж такой разговор. Тебе сегодня поставят программы, с которыми чем больше он тебя, как ты говоришь, будет месить — тем нам лучше.
— Чем лучше?!
— Информацией. Тебе придётся потерпеть.
— Бл... Ты считаешь, из него сейчас ничего не вытряхнут? Обязательно мою голову подставлять?
— Я считаю, что японцы зачем-то пошли ва-банк, раз такое средь бела дня творят. Если они убирают свидетелей так нагло, ещё и под иммунитетом — значит, они всё контролируют. Надо понять, к чему клонится.
— А я тогда что делать буду в школе? Морду подставлять?
— Не только. Ты, кроме прочего, будешь выполнять наши обязательства перед китайскими партнёрами. |