— Моё впечатление: Трофимов никогда не справляет малую нужду против ветра. А тут вдруг со всем апломбом опростался — и с поворотом плюс с разносом на девяносто градусов. Причём я даже не знаю, насколько это фигурально сказано.

Где-то сбоку хрюкает Эрнандес.

Интересно, девчонки что, могут следить за разговорами других? Я её сейчас, например, слышу не через интерфейс, а поверх него, в реале.

— Поясните подробнее. В чём именно, по вашему мнению, Сергей Трофимов сегодня отошёл от своих обычных привычек?

— А он всегда очень чётко следил за тем, чтобы в конфликте учащихся занимать исключительно сильную сторону. Песенку детскую помните? "Противника усатый поражает, а я всегда за тех, кто побеждает". Вот это про него.

— Можете проиллюстрировать?

— Ещё до того, у меня появилась нынешняя опекунша, я имел с ним немало конфликтов...

Бл*. Увлёкся и заговорился. Кажется, это я только что ляпнул совсем зря.

— Какого рода были эти конфликты? И как часто они у вас происходили? — полицейский словно оживает и с энтузиазмом цепляется за последнее слово.

Вместе с тем, меня не покидает твёрдое ощущение: Эрнесто играет какую-то часть спектакля, а на самом деле в душе лениво скучает.

Второй волной на мой затылок накатывает интуитивное подозрение: причиной моей резко выросшей чувствительности является не повышенная местная нейропроводимость, а что-то иное — вон, даже зрение прорезалось как будто.

В правом глазу точно.

Благодаря концентратору (кроме прочего) я сейчас отчётливо вижу сбоку Мартинес, красноречиво вертящую указательным пальцем у виска и косящуюся в мою сторону. Хотя под этим углом даже с нормальными глазами такого изображения быть не должно, чего уж говорить про меня.

Эрнандес отчего-то ухмыляется, стреляя глазами в мою сторону.

Мысленно одёргиваю себя и продолжаю:

— "Седьков, ты должен соблюдать правила. Седьков, ты не должен доставлять проблем школе и педагогическому коллективу. Ты учишься на гранте, Седьков — потому замолчи и делай, что тебе говорят. Попутно держи своё мнение при себе". Примерно в таком духе конфликтовали.

— А-а-а, понятно. Давайте вернёмся обратно к необычному. Так чем, говорите, сегодняшний завуч отличался от себя регулярного?

— Завуч всегда, во всех конфликтах в школе, двигался по пути наименьшего сопротивления. Вам знакома эта физическая концепция?

— Да. Продолжайте.

— Его основной лейтмотив был, по крайней мере, со мной: жизнь должна рождать как можно меньше проблем в адрес Сергея Трофимова. Небо может упасть на землю, но у завуча не должно быть даже намёка на внутренний дискомфорт в здании школы.

— А что, по вашему мнению, этот самый дискомфорт ему могло доставить?

— Да не по-моему мнению, а вот вам вообще с его слов. "Любые конфликты с влиятельными семьями, чьи дети учатся в нашей школе, недопустимы". Он очень боялся испортить отношения абсолютно со всеми вокруг без исключения — кроме конкретной дворняги. Так он называл меня.

— Я уловил. А что в суде произошло?

— Сперва всё же перед судом. Последнюю пару дней в мой адрес его как будто подменили.

— Чем было вызвано? И в чём выражалось?

— Случилась Тика Хамасаки. Она на днях оформила официальное решение о взятии меня под свою опеку. Получилось, что из безродных плебеев я резко залетел в аристократы — причём неожиданно для всех. Итог, один из, выразился в том, что Трофимов в течение минуты резко разглядел человека и во мне. Стал со мной подчёркнуто вежлив и демонстративно прекратил любые замечания — вот до этого суда. Хотя раньше доставал по гораздо меньшему поводу.

— Ясно. А в суде-то что?

— В суде у меня был прямой конфликт с покойным Фомичёвым, поскольку мы в результате драки здесь и оказались.