— ??? — он не играет.

— Сергей Борисович, до этой минуты у меня всегда было стойкое ощущение, что на всех этапах моей жизни в вашей школе в вашем лице я имел недоброжелателя.

— Это абсолютно справедливое ощущение и я тебе не раз объяснял, почему. Да, ты мне никогда не нравился — но я этого от тебя никогда и не скрывал. Как и не скрывал того, что стать человеком моя нелюбовь тебе в принципе не помешает.

— Вот. А я бы хотел в вашем лице видеть не минус, а ноль. Всё. Больше никаких требований, тем более конкретных.

Удерживаюсь и не говорю "Я не Фомичёв и не его родня".

— Поясни? — он задумчиво сводит брови на переносице.

— Мартинес говорят, что в отношениях может доминировать негатив, нейтралитет или позитив. У нас с вами негатив, минус. Я хочу ноль. На всякий случай повторю: ничего специально мне не нужно. На сделки с совестью идти не прошу. Преступлений покрывать не требуется, как с Лысым, когда его от контрафакта в медсекторе вашей школы сплющило. Ну, платил же я Лысому просто чтоб спокойно учиться?

Это не совсем так, Вите Седькову дань спокойствия не добавила. Но по сути — правда.

— Интересное предложение. Самое смешное, что полностью соответствует этим твоим "безопасно и выгодно". Сам додумался? — светило педагогики с интересом изучает меня с короткой дистанции.

— Миру подсказала. Говорит, что я достаточно серьёзный источник беспокойства сам по себе. Для вас лично. Должна быть какая-то компенсация, чтобы вы…

Он не дослушивает и рисует пальцем на столешнице цифру:

— Я не обещаю, что никогда не попытаюсь тебе что-либо сделать. Но как минимум у тебя всегда будет шанс знать об этом заранее. От меня. Не торгуюсь, не обещаю — излагаю свои условия. Ты сам припёрся.

Молча лезу в карман с намерением перейти от слов к делу и сделать взнос за ближайшую неделю.

— С ума сошёл? — вытаращивается на меня завуч. — Иди отсюда с богом! На счёт частного фонда пожертвований переведёшь!

— Какого? — удивляюсь, не понимая.

Впрочем, с моим амплуа это не расходится.

— Потом узнаешь, какого. Не здесь! Сам или твои, в любое другое время, кроме учебного. Переводом.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

Грузный человек с корсетом вокруг правой ноги поднялся из кресла. Неловко прохромав до окна, он выругался и вернулся обратно: запрыгивать на подоконник сейчас было не лучшей идеей.

Наблюдая через преподавательский шлюз за вышедшим от него учеником, завуч тихо посмеялся: недотёпа наступил на собственный шнурок в коридоре и форменным образом растянулся, едва успев подставить руки.

После красноречивой тирады о чьей-то матери на родном языке, более молодой соотечественник присел и принялся завязывать ботинок, продолжая бормотать под нос нецензурщину.

Пацан был непрост, ох как непрост. Но говорил он, в принципе, правильные вещи и сейчас, и всегда.

Сидеть на двух стульях, ставить на всех лошадей сразу, не иметь врагов (только интересы и союзников) — очень неплохая стратегия, как ни назови, особенно когда она не противоречит предварительно взятым на себя обязательствам (по иным каналам) и убеждениям (реальным, не декларируемым).

Мужчина подумал — и следующий вызов сделал голосом. По ряду нюансов, этот вид связи был как бы не безопаснее прочих в данный момент:

— Не подтвердилось… Натурал.

— …

— Нет… Да, уверен. Хорошо… Нет, сброшу пакет с беседой, но не отсюда… вы должны понимать…

Он был увлечён разговором. На его памяти абсолютно открыто брать деньги с двух противоборствующих сторон получалось далеко не у всех. Опять же, заноза-соотечественник, по-хорошему, после этого должен расслабиться: если у него и остались какие-то нюансы в нейропродуктах, обязательно всплывёт позже — а он не пропустит.