Плюс эффект неожиданности: Хамасаки-младшая почему-то была свято уверена, что пара ударов у неё в запасе точно будет, а вторая и не потребуется.

В общем, перед школой и после выборов китайцы ей проиграли. Не с треском, но вполне убедительно и с последствиями для своего рейтинга и тотализатора.

Это всё с одной стороны.

А с другой, у Ченя буквально на лбу сейчас написано какое-то двойное дно и даже гаджетов не надо, чтобы его заметить.

— Ты прав, никаких претензий. — Быстро ориентируется китаец. — Я сам идиот: знал, к кому сажусь. — Он даже одежду успел привести в порядок после драки и теперь косится на свою по второму разу заляпанную рубашку.

— Чё надо?

— Седьков, какой парой слов ты бы описал все свои метаморфозы за последние пару недель? Если бы я тебя попросил об этом?

— Если я тефе отвефу не с своими, а чуфими слофами, ты не обидифся? — чёртов рулет ещё и очень горячий, разговаривать сложно, а перемена маленькая. — Хотя пофиг. Чень, "ты же мне не благодетель, а злейший враг". С чего мне тебе отвечать? И к чему вообще нам с тобой разговаривать друг с другом иначе как вручную?

— С того, что я бы не преувеличивал роль эмоций в бизнесе. — Судя по тому, как он без особого желания ковыряет гарнир, голод его не донимает. Получается, китаец здесь только ради беседы? Занятно. — Если не хочешь ты, могу сказать я, мне несложно.

— Да я и чтобы ты говорил, не настаиваю, — пожимаю плечами. — Я б сказал тебе спасибо, если бы ты поскорее перешёл к делу или отвалил, а то у меня ещё второй рулет есть. Из него брызги тоже лететь будут, к сожалению. Чего припёрся?

— А сразу к делу не получится, — неожиданно собрано отвечает он. — Если я перейду к делу сразу, ты будешь думать, что это всё несерьёзно. В лоб такие предложения во время серьёзных бесед не озвучивают — сперва вступление.

— А у нас с тобой уже и серьёзная беседа нарисовалась? Бл*, я же не Юнь. К тому же, мы с тобой по разные стороны. Если тебе даже Хамасаки люлей навешала, на что ты сейчас рассчитываешь со мной?

— А это очень интересный момент, — с наигранным энтузиазмом на лице он тем не менее понижает голос. — Я даже поначалу думал, что твой выигрыш у Толстого — случайность.

— Он сам тоже так думает, причём до сих пор, — фыркаю. — И не он один. Ты заметил, что наша беседа напоминает два несвязанных монолога?

— Погоди, сейчас сформулирую. Моменты для размышления такие. Твоя победа над Рашидом и не только над ним; резкое взятие тебя под опеку Хамасаки; резкий рост твоего рейтинга, не углубляемся в детали.

— А ты чего в этой связи хотел?

— Твои авторские права. На условиях, которые со временем лично для тебя могут только ухудшиться. — Китаец даже отодвигает от себя практически нетронутую еду. — Ты понимаешь в бирже? Знаешь, что значит продать на пике цены? Ты сейчас на пике, выше уже не поднимешься. Я — покупатель.

Мне не приходится изображать изумление, а кусок сам шлёпается с вилки обратно в тарелку (снова брызги, ч-чёрт):

— Удивил. Продолжай?

— Знаешь, что почти всех подвело в отношении тебя?

— Я очень внимательно слежу за ходом твоей без сомнения интересной мысли, как говорит одна латиноамериканка.

— Была мелочь, незаслуженно упущенная. М-м-м, даже три мелочи. — Над столом загорается голограмма виртуального экрана.

Первым кадром он показывает мне лицо Фархата Али, которое сменяется взрывом его машины. Потом — второй взрыв, уже рядом с Трофимовым и Фомичёвым.

— Согласен, что почерк исполнителя один? — уточняет попутно Чень и становится похожим на учёного-исследователя.

— Это не уровень моей компетенции, — легко и искренне отмахиваюсь.