Изменить размер шрифта - +
Видите ли, сказал в тот раз Регер, меня всегда раздражали модные вещи, а Лоос и Хофман сделались сейчасочень модными, поэтому они меня и раздражают. Тем более разражают меня Шиле и Климт, уж они-то служат нынче последним криком моды, поэтому оба раздражают меня особенно сильно. Сейчас предпочитают музыку Веберна, Шёнберга, Берга и их подражателей, а также музыку Малера, что не может не раздражать. Меня всегда раздражала и модная одежда. Пожалуй, я страдаю тем, что сам я именую эстетическим эгоизмом, ибо когда дело касается искусства, то у меня неизменно возникает желание единолично обладать тем или иным художественным произведением, допустим, я хочу, чтобы Шопенгауэр принадлежал только мне и чтобы Паскаль или Новалис также принадлежали только мне, я хочу, чтобы мой любимый Гоголь оставался моим и только моим, я желаю один обладать этими исключительными эстетическими феноменами, художественными уникатами, я жажду единолично обладать Ренуаром, Гойей или Микеланджело, сказал Регер, мне невыносимо представить себе, что кто-то другой имеет такой же доступ к гениальным произведениям искусства и наслаждается ими, мне нестерпима сама мысль о том, что кто-то другой помимо меня воистину способен оценить Яначека, Мартину, Шопенгауэра или Декарта, я хочу быть единственным ценителем, а это, конечно, крайне эгоистический образ мыслей, сказал в тот раз Регер. Во мне, видимо, сильно развито чувство собственника, сказал Регер тогда в своей квартире. Мне хочется думать, что Гойя создавал свои полотна именно для меня, что Гоголь и Гёте писали свои книги именно для меня, что Бах сочинял музыку именно для меня. Думать подобным образом глупо и даже подло но поэтому, как вы догадываетесь, я почти всегда чувствую себя несчастным, сказал в тот раз Регер. Пусть это похоже на бред, сказал Регер, однако когда я читаю какую-нибудь книгу, мне чудится, будто книга предназначается именно мне; когда я смотрю на картину, мне чудится, будто картина написана именно для меня; когда я слушаю музыку, мне чудится, будто ее сочиняли именно для меня. Разумеется, я впадаю в большое заблуждение, однако я получаю от него большое удовольствие, сказал тогда Регер. Здесь, на этом самом кресле, сказал Регер, показывая на ужасное, по его словам, кресло Лооса, которое, дескать, было спроектировано Лоосом в Брюсселе и там же изготовлено, я тридцать лет назад посвятил мою жену в искусство фуги. Это ужасное кресло Лооса до сих пор стоит на прежнем месте. А вот здесь, на этой ужасной кушетке Лооса — он заставил меня сесть на ужасную кушетку Лооса, которая стояла у окна, выходящего на Зингерштрассе, — я целый год читал моей жене Виланда, столь недооцененного в немецкой литературе, того самого Виланда, которого Гёте выжил из Веймара при весьма неблаговидной тогдашней роли Шиллера; всего за год, за один-единственный год моя жена стала настоящим знатоком Виланда! — воскликнул Регер. Показав на безобразную и неудобную, по словам Регера, скамеечку, которая также приписывалась невыносимо претенциозному Лоосу, он сказал, что его жена, сидя на этой скамеечке, прочитала ему в 66-м и 67-м годах всего Канта, причем чтение продолжалось каждый раз до часу или до двух часов ночи. Мне было нелегко приобщить жену к литературе, философии и музыке, сказал тогда Регер, ведь ясно, что литература немыслима без философии и наоборот, философия и литература немыслимы без музыки и наоборот, но прошли годы, прежде чем моя жена поняла это, сказал Регер тогда в квартире на Зингерштрассе. Мне не раз приходилось все начинать снова, хотя моя жена происходила из хорошей семьи и уже до нашего знакомства имела отличное образование. Сперва я думал, что мы с нею не уживемся вместе, но постепенно мы притерлись друг к другу, точнее — жена подчинилась мне, поскольку это оказалось залогом счастливой совместной жизни, которую я вполне мог бы назвать идеальной, сказал Регер. Такому человеку, как моя жена, учение дается трудно лишь в первые годы, зато потом все становится значительно проще. Здесь, на этой безобразной лоосовской скамейке, до моей жены дошел глубинный смысл философии, заметил Регер тогда в квартире на Зингерштрассе.
Быстрый переход