Далее Алеша говорит, что у его отца была скверная[128 - В издании Калайдовича: «старая».] собака, которая подавилась костью и которую он, взявши за хвост, под гору махнул: «От меня Тугарину то же будет».

         Тугарин почернел, как осенняя ночь,

         Алеша Попович стал, как светел месяц.

Начавши рушить лебедь белую, княгиня обрезала себе рученьку левую,

         Завернула рукавцом, под стол опустила,

         Говорила таково слово:

         «Гой вы еси, княгини, боярыни!

         Либо мне резать лебедь белую,

         Либо смотреть на мил живот,

         На молода Тугарина Змеевича».

Тугарин схватил лебедь белую, да разом ее за щеку, да еще ковригу монастырскую. Алеша опять повторяет свое воззвание к Владимиру теми же словами; только, вместо собаки, говорит о коровище старой, которая, забившись в поварню, выпила чан браги пресныя и от того лопнула и которую он, Алеша, за хвост да под гору: «От меня Тугарину то же будет». Потемнев, как осенняя ночь, Тугарин бросил в Алешу чингалищем булатным, но Попович «на то-то верток был», и Тугарин не попал в него. Еким спрашивает Алешу: сам ли он бросит в Тугарина али ему велит? Алеша сказал, что он завтра сам с ним переведается, под великий заклад – не о сте рублях, не о тысяче, а о своей буйной голове. Князья и бояре скочили на резвы ноги, и все за Тугарина поруки держат: князья кладут по сту рублев, бояре по пятидесяти, крестьяне (?) по пяти рублев, а случившиеся тут гости купеческие подписывают под Тугарина три корабля свои с товарами заморскими, которы стоят на быстром Днепре; а за Алешу подписывал владыка черниговский.

         Втапоры Тугарин и вон ушел,

         Садился на своего добра коня,

         Поднялся на бумажных крыльях под небесью летать.

         Скочила княгиня Апраксеевна на резвы ноги,

         Стала пенять Алеше Поповичу:

         «Деревенщина ты, заселыцина!

         Не дал посидеть другу милому».

         Втапоры Алеша того не слушался,

         Звился со товарищи и вон пошел.

На берегу Сафат-реки пустили они коней в зеленые луга, разбили шатры и стали «опочив держать». Алеша всю ночь не спит, со слезами богу молится, чтоб послал тучу грозную; молитва Алешина дошла до Христа, послал он «тучу с градом дождя», подмочил Тугарину крылья бумажные, и лежит он, как собака, на сырой земле. Еким извещает Алешу, что видел Тугарина на сырой земле, – Алеша снаряжается, садится на добра коня, берет сабельку острую.

         И увидел Тугарин Змеевич Алешу Поповича,

         Заревел зычным голосом:

         «Гой еси, Алеша Попович млад!

         Хошь ли я тебя огнем спалю,

         Хошь ли, Алеша, конем стопчу,

         Али тебя, Алешу, копьем заколю!»

         Говорил ему Алеша Попович млад:

         «Гой ты еси, Тугарин Змеевич млад!

         Бился ты со мной о велик заклад,

         Биться, драться един на един:

         А за тобою ноне силы сметы нет»

         На меня Алешу Поповича».