|
Но ты всегда говорил, что не знаешь будущего, потому что оно непредсказуемо».
«Барт, – сказал Проводник, – ты слушал меня тысячу раз и всё равно ничего не понял. Ты всё равно видишь мир так, как подсказывает тебе зрение, хотя зрение не играет никакой роли, его задача – создавать удобные для восприятия интерпретации. Будущего нет, и оно может быть любым, поскольку каждый делает свой выбор, и этот выбор пересекается с выбором других. На пересечении возникает хаос, из которого рождается будущее».
«Нет, – перебил Энди. – Не так. Если выбор каждого предопределён, то и их сочетание предопределено».
«Мы делаем миллион выборов в минуту, Энди. Секунду назад ты решил сказать эту фразу. С того момента она стала предопределённой, но до того не существовало самого этого выбора. Точки возникновения перекрёстков не предопределены, но путь, который вы избираете, предопределён».
В этом диалоге меня поражала не его суть. Обычный философский спор, не имеющий ни начала ни конца. В таком споре рождается не истина, а лишь новый вопрос. Меня поражало, что Проводник, обычно спокойный, стал столь же несдержан, как некоторые из нас. Он волновался, говорил быстро, пытался перебивать. Он стал обычным человеком, рядовым спорщиком, его спокойствие куда-то исчезло.
Фил сел на глянцевую поверхность.
«А вот скажи мне, – произнёс он, – помнишь, ты говорил, что все мы закончим свой путь там, где и начали?»
Проводник молчал.
«Где завершил свой путь Баба? Аффи? Близнец? Куда ушёл Цифра? Найди объяснение. Придумай его прямо сейчас, ты ведь всё знаешь. Для тебя же нет белых пятен. Где они лежат? Там же, где родились? Они вернулись домой?»
«Нет», – сказал Проводник.
«Что из сказанного тобой – правда? Хоть одна история? А?»
«Всё, что я говорю, – правда».
«Я не понимаю, – сказал Фил. – Ты говорил, что они должны вернуться домой. Они не вернулись. Значит, ты соврал. И при этом ты говоришь, что всё сказанное тобой – правда. Ну давай, объясни мне. Давай».
«И мне объясни», – добавил Энди.
«И мне», – сказал Шимон.
Проводник молчал. Он запутался в собственных показаниях, и наши вопросы походили на речь прокурора, загоняющего в ловушку неуверенного в себе свидетеля.
«Ну, что молчишь», – сказал Фил и поднялся.
Он подошёл к Проводнику в упор, маска к маске. Фил был выше, и Проводник чуть отступил, сжался. Так слабый мальчик инстинктивно отступает от идущего на него гопника.
«Что там?» – спросил Фил, кивая в сторону Стекла.
Проводник отступил и поднял свой рюкзак. Натянул его на плечи и пошёл прочь – дальше на север, молча. Мы стояли и смотрели ему вслед. Через некоторое время он остановился и, не оборачиваясь, сказал:
«Кто-нибудь со мной?»
Мне казалось, что никто не отзовётся, но Младший подхватил поклажу и пошёл к Проводнику. Он остановился на секунду и повернулся к нам.
«Я его не предам», – сказал он.
И пошёл дальше. Проводник дождался его, и оба они исчезли в белизне.
Нас осталось шестеро – Шимон, Энди, Фил, Яшка, Фред и я.
«И что дальше?» – спросил Яшка.
«Не знаю», – ответил Фил.
Мы стояли, растерянные, и никак не могли решиться. Идти ли вперёд, вслед за Проводником? А может, лучше развернуться и отправиться назад? Но мы не дошли всего пару километров, а путь назад займёт много дней и ночей. Разумно ли разворачиваться сейчас, так и не узнав, куда ведёт Стекло?
«Надо проголосовать», – сказал Фил. |