– Согласен, для начала и муха совсем неплохо, но это всего лишь насекомое, а не животное, и на ее примере нельзя сделать однозначных выводов, – сказал исследователь. – Насекомые слишком далеки от теплокровных животных, в особенности, от млекопитающих. А вот эта зверушка поможет нам найти ответы на многие вопросы. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. – Он взял мышь за хвост и извлек из коробки.

Оскар открыл было рот, чтобы спросить, так ли уж это необходимо, но отец уже опустил маленького грызуна в контейнер с зелеными песчинками.

Движение песчинок тут же прекратилось. Кристаллики застыли, словно выжидая. Мышь, принюхиваясь, просеменила по дну контейнера и поднялась на задние лапки. Крохотные коготки заскользили по гладкой стальной стенке, а в следующую секунду мышь оказалась в непосредственной близости от одного из кристалликов. Тот прыгнул, нырнул в ее шерстку и скрылся. Мышь остановилась, словно прислушиваясь к новым ощущениям. И тут на нее набросились все остальные песчинки. Мгновение – и все они бесследно исчезли.

Мышь с недовольным видом отряхнулась, пискнула и вдруг упала на спину. Ее пухлое тельце вытянулось, лапки неподвижно торчали вверх.

Оскар поморщился. Мышей он не особенно любил. В Берлине они были его заклятыми врагами, потому что регулярно уничтожали припасы в его скудной кладовке. Но даже самой хитрой и пронырливой мыши он ни за что не пожелал бы такой участи.

Маленькое тельце грызуна снова вздрогнуло, словно через него пропустили ток. Лапки задергались, усы зашевелились.

Оскар хотел было погладить несчастную жертву, но Гумбольдт резко его одернул:

– На твоем месте я бы не стал этого делать!

Мышь медленно возвращалась к жизни. Она перекатилась на брюшко, встала на лапки и ошеломленно осмотрелась. Все четверо экспериментаторов придвинулись ближе, чтобы следить за малейшими изменениями, которые происходили с животным.

Оно и в самом деле изменилось, но Оскар все еще не мог понять, в чем тут дело. Шерстка сохранила свой рыжевато-бурый цвет, нос и лапки остались розовыми. И тем не менее, это была совершенно другая мышь. Наконец он понял – глаза!

Они стали зелеными. Глубокого изумрудно-зеленого цвета, который в тени казался почти черным.

Он хотел было сказать об этом всем, но тут мышь высоко подпрыгнула и выскочила из контейнера. Приземлившись на все четыре лапки, она молнией промчалась через комнату и юркнула под кровать.

– Ловите ее, скорее! – Гумбольдт схватил жестяную банку и бросился к кровати. – Ни в коем случае нельзя дать ей ускользнуть. Шарлотта, Элиза, заходите с другой стороны и гоните ее ко мне. А ты иди сюда, Оскар!

Вчетвером они силились поймать преобразившуюся мышь, но это оказалось задачей не из простых. Животное вело себя совершенно иначе, чем его обычные сородичи. Вместо того чтобы панически метаться, оно сидело под кроватью и спокойно наблюдало за суматохой, которую устроили вокруг нее люди.

И лишь тогда, когда Гумбольдт забрался под кровать и попытался схватить мышь рукой в перчатке, она отреагировала. При этом действовала она абсолютно хладнокровно. Перепрыгнув через протянутую руку ученого, она пробежала мимо Элизы и устремилась прямиком к Вилме. Птица уставилась на приближающегося грызуна и опасливо попятилась.

Тут намерения мыши стали совершенно ясны.

– Дверь! – вскричал Гумбольдт. – Она хочет прошмыгнуть в щель под дверью. Шарлотта, быстрее!

Но мышь оказалась проворнее. Пока Шарлотта бежала за полотенцем, чтобы заткнуть щель, маленький грызун уже был у цели. На прощание мелькнул только его голый хвостик.

– Дьявол! – Гумбольдт на четвереньках подполз к двери, распахнул ее – и ошеломленно застыл.

Перед ним стоял глава миссии. Между его большим и указательным пальцами неподвижно висела та самая мышь.