Ченнинг почувствовал, что кровь отхлынула от лица, — это шестое чувство Захари оказалось не таким невероятным, как он считал раньше. Затем он нахмурился.

— Но я думал, вы сказали, что ее инициалы — W S, а не S W.

Мужчина пожал плечами.

— Крохотная — скажем так — белая ложь? Иногда я вынужден переставлять буквы — без объяснений.

На его лице не отразились эмоции.

— О. Ну, это б-был несчастный случай, — сказал Чаннинг, немножко заикаясь. — Одна из горничных уронила ее.

Он мысленно упрекнул себя за предложенное объяснение: в конце концов, какая разница, кто сделал это? Даже если бы он специально разломал золотистую рамку, кто из них действительно был больше виноват? Он — за ее уничтожение? Или Захари — за ее создание?

— Конечно.

Слушая бархатистый тон голоса Захари, Чаннинг поймал себя на впечатлении львиной неумолимости. Чтобы скрыть свою тревогу, он обратил внимание на поднос. Так много цветов и форм! И каждая представляет собой жизнь — он теперь полностью верил — кого-то в городе, живого, дышащего мужчины или женщины, кого-то, кто любит и ненавидит, как и он сам. На подносе были по крайней мере пять или шесть рамок, которых он не помнил с последнего визита — какую из них? Его совесть ох**тельно играла с его способностью выбрать.

— Вот эту, — сказал он наконец. Он указал на нее и наблюдал, как Захари поднял ее с зеркальной поверхности и осмотрел для проверки. Она выделялась среди прочих, была темнее и стильнее — меж хрустальных прядок сквозили дымные завитки черного и серого.

Взгляд Захари нашел ее.

— Красивое произведение, — сказал он ровно, кладя стекло на ладонь Ченнинга. — Жизнь, которую оно окружает, принадлежит…

— Нет! — Ченнинг прервал его и отстранил стекло. — Пожалуйста, я не хочу знать. Просто… заверните его.

— Даже инициалы?

Ченнинг решительно покачал головой. Если что-то случится с рамкой — когда ее расколют — у него на душе будет легче, если эта…жертва останется для него тайной.

— Как угодно.

Ченнинг рассеянно бродил по небольшому помещению, прислушиваясь к шорохам, тихим звукам, которые производил лавочник, пакуя подарок, и позволил своим мыслям свободно уплыть…

— Хотите еще что-нибудь, мистер Манделл? — спросил Захари мягко.

Ченнинг остановился спиной к прилавку, руки в карманы. Он глубоко вдохнул на длительную, собирающую нервы в комок секунду перед тем, чем повернуться.

— Да… Захари, — сказал он. — Вот это.

Он подошел к прилавку и вытащил из куртки сложенный носовой платок. Стараясь, чтобы пальцы не дрожали, он раскрыл льняной сверток и протянул Захари: в центре белого квадрата лежал одинокий платиново-светлый волосок.

— Вы, — осторожно спросил Чаннинг, — делаете ваши рамки на заказ?

Это становится привычкой, подумал Чаннинг, когда забрался в кабриолет. Дежа вю переполняло, и он знал, что испытает его снова, когда вернется, чтобы забрать замененный презент к годовщине Миранды. Он открыл бардачок и осторожно положил свою покупку внутрь, надежно упаковав вокруг остальное содержимое — карты, всякие салфетки и тому подобное. Это должно быть сделано, думал он, запирая отсек. Кроме того, на самом деле это не так дорого. Раз жизнь была дешева, то рамка, так надежно упакованная в его машине, почти никчемна в сравнении с тем, что он заполучит через три дня.

Отъехав, Ченнинг задумался, как он объяснит утечку с расчетного счета Миранды — возможно, она примет правду: что он сделал заказ заменить ее разбившийся подарок на годовщину.