|
— Какого роста она была? — Она лежала на спине. — Плоского роста, черт возьми. — Во что она была обута? — Вы имеете в виду — какой фирмы? Не могу сказать ничего определенного. На ней были эти современные тапочки для лазания. Ну, знаете, такие… — Один торчал пяткой вперед. Хью изгнал это зрелище из своего сознания. Его слова, совершенно определенно, убили Огастина. — У нее были серьги? — Серебряные колечки, штук пять. Здесь, по краю уха. Они были очень хорошо заметны. Я решил, что это модно. — В обоих ушах? Хью попытался восстановить в памяти вторую сторону ее тела. — Я не знаю, — честно сказал он. — Вы видели их только в одном ухе, — заявил Огастин, слегка повысив голос. — Не помню. — Но вы сказали, что они были очень заметны. Вы не могли не заметить их. — По правде говоря, я сейчас пытаюсь вспомнить, было ли у нее второе ухо. Она падала сквозь кроны деревьев, и вторая сторона ее тела представляла собой очень неприятное зрелище. Огастин уставился на него остановившимся взглядом. — Послушайте, — сказал Хью, — совершенно ясно, что вы знакомы с этими девушками. Было бы странно, если он их не знал. Долина представляла собой замкнутый и объединенный крепкими узами мир; особенно это относилось к сообществу восходителей, образовывавших нечто вроде племенных союзов всюду, где ему приходилось бывать, хоть в гималайской Солу-Кхумбу, хоть в Аппалачах. Огастин выпятил челюсть. — Скажите мне, как я могу помочь вам узнать ее имя, — сказал Хью. — Продолжайте задавать мне вопросы. Возможно, в конце концов что-нибудь прояснится. — Вы только скажите: это была она? — Огастин раскрыл бумажник и показал фотографию молодой женщины, буквально купавшейся в солнечном свете. Ее волосы были белыми от света. Огастин тоже присутствовал на фотографии и тоже казался прозрачным в этом сиянии. Он обнимал женщину за талию. Хью следовало бы догадаться раньше. Женщина — или одна из женщин, участвовавших в восхождении на стену, — была его любовницей. — Нет, — заявил Хью. — Это не она. — Не обращайте внимания на волосы, — сказал Огастин. На его лице появилось одновременно и жалобное, и скептическое выражение. Он боялся, что Хью мог ошибиться. — Смотрите на ее лицо. Вы же видели ее лицо. Чем пристальнее Хью всматривался в лицо на фотографии, тем сильнее таяла его уверенность. Сходство было, но ведь он мог вообразить его. Он пытался вспомнить лицо, которое накрыл брезентом, но черты смазывались и расплывались в его памяти. К тому же лицо на фотографии было поистине эфирным, как у женщины из сонного видения. Что, если он ошибается? Что, если это та самая женщина, которую он нашел в лесу? — Вы не знаете, — твердо заявил Огастин. — А кто, черт возьми, мог украсть тело? — сказал Льюис. Хью начал было описывать дикаря, но Огастин прервал его. — Джошуа, — сказал он. — Один из пещерных людей. Рейнджеры использовали эти слова сегодня днем, они говорили о пещерных людях, как будто отшельник относился к какой-то редкой, вымирающей разновидности, был каким-то американским йети. — Джошуа? — переспросил Льюис. Хью вскинул на него взгляд. — Он не мог когда-то служить в работниках по хозяйству? Это было тридцать лет назад, сынок. |
