Опять, повесив голову, пошел

         Туда Иван-царевич, где его

         Ждал Серый Волк. И Серый Волк сказал:

         «Ой ты, Иван-царевич! Если б я

         Тебя так не любил, здесь моего бы

         И духу не было. Ну, полно охать,

         Садися на меня, поедем с богом

         За тридевять земель к царю Касиму;

         Теперь мое, а не твое уж дело».

         И Серый Волк опять скакать с Иваном —

         Царевичем пустился. Вот они

         Проехали уж тридевять земель,

         И вот они уж в тридесятом царстве;

         И Серый Волк, ссадив с себя Ивана —

         Царевича, сказал: «Недалеко

         Отсюда царский сад; туда один

         Пойду я; ты ж меня дождись под этим

         Зеленым дубом». Серый Волк пошел,

         И перелез через ограду сада,

         И закопался в куст, и там лежал

         Не шевелясь. Прекрасная Елена

         Касимовна – с ней красные девицы,

         И мамушки, и нянюшки – пошла

         Прогуливаться в сад; а Серый Волк

         Того и ждал: приметив, что царевна,

         От прочих отделяся, шла одна,

         Он выскочил из-под куста, схватил

         Царевну, за спину ее свою

         Закинул и давай бог ноги. Страшный

         Крик подняли и красные девицы,

         И мамушки, и нянюшки; и весь

         Сбежался двор, министры, камергеры

         И генералы; царь велел собрать

         Охотников и всех спустить своих

         Собак борзых и гончих – все напрасно:

         Уж Серый Волк с царевной и с Иваном —

         Царевичем был далеко, и след

         Давно простыл; царевна же лежала

         Без всякого движенья у Ивана —

         Царевича в руках (так Серый Волк

         Ее, сердечную, перепугал).

         Вот понемногу начала она

         Входить в себя, пошевелилась, глазки

         Прекрасные открыла и, совсем

         Очнувшись, подняла их на Ивана —

         Царевича и покраснела вся,

         Как роза алая; и с ней Иван —

         Царевич покраснел, и в этот миг

         Она и он друг друга полюбили

         Так сильно, что ни в сказке рассказать,

         Ни описать пером того не можно.