Был осторожен; он подвез Ивана —

         Царевича к горе со стороны,

         Противной ворота?м, в которых змей

         Лежал и караулил; потихоньку

         Иван-царевич в шапке-невидимке

         Подъехал к змею; шесть его голов

         Во все глаза по сторонам глядели,

         Разинув рты, оскалив зубы; шесть

         Других голов на вытянутых шеях

         Лежали на земле, не шевелясь,

         И, сном объятые, храпели. Тут

         Иван-царевич, подтолкнув дубинку,

         Висевшую спокойно, на седло,

         Шепнул ей: «Начинай!» Не стала долго

         Дубинка думать, тотчас прыг с седла,

         На змея кинулась и ну его

         По головам и спящим и неспящим

         Гвоздить. Он зашипел, озлился, начал

         Туда, сюда бросаться; а дубинка

         Его себе колотит да колотит;

         Лишь только он одну разинет пасть,

         Чтобы ее схватить – ан нет, прошу

         Не торопиться, уж она

         Ему другую чешет морду; все он

         Двенадцать ртов откроет, чтоб ее

         Поймать, – она по всем его зубам,

         Оскаленным как будто напоказ,

         Гуляет и все зубы чистит; взвыв

         И все носы наморщив, он зажмет

         Все рты и лапами схватить дубинку

         Попробует – она тогда его

         Честит по всем двенадцати затылкам;

         Змей в исступлении, как одурелый,

         Кидался, выл, кувыркался, от злости

         Дышал огнем, грыз землю – все напрасно!

         Не торопясь, отчетливо, спокойно,

         Без промахов, над ним свою дубинка

         Работу продолжает и его,

         Как на току усердный цеп, молотит;

         Змей наконец озлился так, что начал

         Грызть самого себя и, когти в грудь

         Себе вдруг запустив, рванул так сильно,

         Что разорвался надвое и, с визгом

         На землю грянувшись, издох.